Александр Лайк - Закат империй

— Ой, ну было, — краснея, сказал Мегиш. — Погорячился.

— Так вот, господин Мегиш, я делаю вам официальное замечание и предупреждение: вы уже не мальчик и должны понимать сами — до самого конца света все эти ваши штучки следует прекратить! Я требую от вас немедленного обещания перед лицом коллег, обещания держать себя в руках и не расходовать свое умение один бес знает на что! Вы согласны, уважаемые коллеги?

Снова фиолетовый ореол и зеленое пятно Морены. Ох, доиграется этот Морена! Ну, погоди, скотина, я тебе еще устрою пару веселых минут…

— Я обещаю, — покорно сказал Мегиш. Крупные капли пота выступили у него на лбу, из-за чего он стал походить на только что вошедшего в ложу с улицы, из-под дождя.

— Я верю вам, господин Мегиш. Садитесь. Но имейте в виду; вы дали обещание всем коллегам, и в случае нарушения я буду властен карать вас без предупреждения и суда, по праву гроссмейстера.

— Я понимаю, — глухо сказал Мегиш. — Я постараюсь сдержаться.

— Далее, — сказал Альрихт, заглядывая в список присутствующих. Господин Тоэеси Норикогоматэ!

— Я здесь, — быстро отозвался Тоси Номатэ, вставая. — Я понял, господин гроссмейстер. Я осознал безрассудство своего поведения и обещаю впредь не тревожить вашего спокойствия.

— Это вы не мне обещайте, адепт, — грозно сказал Альрихт. — Когда вы во время прошлогоднего отдыха на озерах снова изволили, как вы это называете, шалить, досталось как раз не мне, а коллеге Кюйвиятейльтли и опять же злополучному Нервалю. Вот им и обещайте. И всем остальным тоже.

— И пусть за кактус извинится! — рьяно потребовал Нерваль. — Вам хаханьки, а мне каково было? Пусть извинится по форме, при всех!

Тоси поклонился Нервалю, тряхнув рыжей гривой.

— Я приношу свои глубочайшие извинения господину Нервалю за кактус, посаженный в его ночную вазу. Я прошу считать это крайне неудачной шуткой, и обязуюсь больше не помышлять о чем бы то ни было подобном. Я прошу прощения также у всех пострадавших в позапрошлом году или ранее. Особенно прошу прощения у всех, кто находился в радиусе поражения во время инверсии выгребной ямы осенью семнадцатого года. Я обещаю больше так не делать — во всяком случае, в этом мире.

— Я принимаю извинения, — проворчал Нерваль. — Хотя и не понимаю, почему вас все время тянет на такие… простите, фекальные выходки? Странный у вас юмор, господин Номатэ. Казалось бы, высокое и чистое Искусство чернокнижия и некромантии должно вызывать чувства возвышенные и благородные, далекие от всего бренного и скабрезного. Ведь недаром лозунг именно вашей институции гласит: «Помни о смерти»!

— Ох, какое Искусство, такой и юмор, — честно сказал Тоси. — А фекалии… знаете, всего после одной недели работы с зомби четвертой стадии разложения уже как-то больше хочется вспомнить о живом. Даже о животном. А что более всего присуще нашей жизнедеятельности, что в любом лесу служит признаком нашего бытия и существования?

Морена громко захохотал. Его поддержал негромкий смешок Этерно.

— Декшасс, — прошипел Альрихт сквозь зубы. Что ж они так к черту в задницу торопятся, гады? Хотя… Может быть, как раз вовремя?

— Достаточно, господин Норикогоматэ, — властно сказал он. — Садитесь. У меня в списке есть еще несколько имен, коллеги, но я не стану их сейчас перечислять. Только что мне очень уместно напомнили о следующем, более важном пункте нашего вопроса. Вопрос, повторюсь, о доверии. Если сейчас для нас совершенно неприемлемыми являются: потакание агрессивному духу противоречия, гипертрофированная склочность, и даже просто грубые и нетактичные шутки, то как же следует трактовать прямое нарушение духа нашего Кодекса, тем более — едва ли не прямое предательство наших интересов?

Собрание тревожно притихло. Тоси быстро сел и впился взглядом в гроссмейстера.

— Не следует ли прямо сейчас отделить бешеных собак от своры, пока они не перекусали остальных? — с силой спросил Альрихт. — Не следует ли провести четкую грань между верными и согласными, с одной стороны; и стоящими всего за шаг от преступления, если уже не преступившими наши кодексы — с другой?

Ряды коллег дрогнули. Многие с явственным напряжением переглядывались. Клеген кашлянул и повернулся к гроссмейстеру.

— А среди нас есть и такие? — с мрачной угрозой поинтересовался он.

— Полагаю, что есть, — печально сказал Альрихт. — Мне трудно назвать иными словами — ну, к примеру, тщательно скрываемую связь доверенного адепта Коллегии с соперничающим лагерем. Нет, он еще ничего не разрушил и никого не убил. Но откуда мы знаем, что он разгласил врагу и что успел пообещать ему? Вправе ли мы нести на своих плечах к берегу Рассвета ядовитых подкидышей, которые, вполне вероятно, в урочный час выполнят расчетливое поручение наших противников и погубят отряд Свидетеля? Вправе?

По ложе прокатилось глухое, рокочущее «нет», и одно лишь только, что это слово было произнесено вслух, лучше всякого амулета сказало Альрихту: все идет великолепно. Пока что.

— А можем ли мы допустить, что наши сокровеннейшие помыслы будут раскрыты врагу? Господин Вельстрем, скажите нам, как хранитель ложи — каким уровнем защищено помещение ложи от постороннего вмешательства?

— Двенадцатым, — веско сказал двойник Вельстрема. — Только боги могут нас слышать. Если захотят, конечно.

— Вот сколько сил и средств, вот сколько мастерства и внимания мы вложили в нашу безопасность, — сказал Альрихт, размеренно ударяя кулаком правой руки по раскрытой ладони левой. — Вот как дорого ценим мы наши слова и мысли. Но чего будут стоить все наши предосторожности, если трусливый и подлый шпион сидит в этой ложе, рядом с нами? Все вы прекрасно понимаете ответ — ни-че-го. Ничего они не стоят! Я прошу у ложи согласия на немедленное вычленение этих мерзких интрузий из нашего монолита. Достаточно с нас ежедневного и ежечасного, когда скрытого, а когда и явного противодействия! Я хочу, чтобы мы были чисты друг перед другом и едины в наших помыслах! Я хочу, чтобы наша победа свершилась с блеском, чтобы наша воля слилась воедино, дабы противостоять грядущим испытаниям! Я хочу исторгнуть семя раскола и ростки предательства из нашей семьи, выжечь паразитов, присосавшихся к нашему телу, питающихся нашей кровью, но заботящихся только о себе! Я прошу вас, коллеги, вверить мне свою мощь, чтобы объединенной Силой всей Коллегии мы смогли сломить сопротивление, буде отщепляемые рискнут оказать таковое! Вы согласны?

Мощно вспыхнуло фиолетовое зарево, на фоне которого неизменный зеленый ореол Морены выглядел уже не просто дерзко, но вызывающе. Альрихт присмотрелся к лицу наглого сенейца. Лицо было напряженным и невеселым. Но Морена не собирался сдаваться. Он был готов выполнять условия идиотского спора, чего бы это ему не стоило.