Татьяна Чернявская - Ферзи

Не прошли они так просто и для четы Ломаховых, во всяком случае, сигаретка между пальчиков Тавенлины Руйевны до первого не появлялась.

— Ну, не всем же молодиться за счёт нимфеток, — хрипловатым прокуренным голосом рассмеялась Мастер-Иллюзор и демонстративно отсалютовала в сторону Тришковой, что удостоилась сомнительной чести быть номером вторым в списке из пяти официальных жён Морана Ивасовича.

В отличие от своей предшественницы Назаида Зумакиевна афишировать свой не слишком удавшийся брак, проскрипевший с большим натягом восемь лет постоянных битв за территорию возле успешного молодого карьериста, не спешила, строго придерживаясь образа благовоспитанной и добродетельной дамы. Строгие, чрезвычайно классические и по-своему утончённые костюмы неброских тонов, скромные украшения и неизменная, словно приросшая к изящной голове, высокая причёска стали её визитной карточкой в тот миг, как на брачном договоре высохли чернила. Даже взгляд голубых проницательных глаз, всегда отдавал праведным пониманием с толикой горькой укоризны, как у жреца Триликого, проповедующего в публичном доме. Бледное, ухоженное лицо редко выражало какие-либо эмоции, сохраняя строгий и слегка отрешённый вид. Изредка на нём появлялась улыбка, безусловно, красивая, но чересчур прохладная для того чтобы казаться искренней. Взгляд чародейки теплел, только обращаясь к дочери, оставшейся от единственного зарегистрированного государством, храмом и сплетнями союза и позволившей в своё время сохранить необходимые связи и внушительные алименты на своё содержание. В общем и целом, Тришкова всегда держалась с видом наиболее благоприятно подходящим статусу уважаемой разведённой дамы и Старшего Мастера-Чтеца. Хоть время не пощадило и её, выбелив волосы и порядком исковеркав некогда прекрасную фигуру, достоинство в этом вопросе Назаида Зумакиевна сохраняла, не в пример лучше бывшей соперницы.

— Хотя, что это я говорю? — Ломахова выпустила струйку лилового дыма, тут же обратившегося крупным мотыльком. — Какие могут быть нимфетки в этой Лачуге Сухостоя?

— Уважаемая, Тавенлина Руйевна, мы все понимаем вашу глубокую душевную драму, — тихо, с вечной интонацией лёгкого испуга подал голос Мастер-Диагност, слегка приподнимаясь со своего места, — но, будьте любезны, не оскорбляйте присутствующих здесь дам!

— А не себя ли вы, дражайший, имеете в виду? — не смог оставаться вдали от разговора Атон Сигурдович, твёрдо намеривавшийся сегодня скандалить, вне зависимости от того, какой повод и кто оппонент.

— Н-нет, — заикаясь и краснея даже сквозь густую курчавую бороду пролепетал оторопевший от такого поворота событий Лексард Милахиевич.

По тому, как резко побледнело его длинное, узкое лицо, обрамлённое всё ещё густыми каштановыми волосами, что делали его похожим на одно из канонических изображения Триликого, становилось понятно, что именно к Триликому почтенный Старший Мастер сейчас и отправится. Дрожащими руками Бересеенко вытащил из-под длинной, заменяющей ему пиджак мантией свой извечный псюхер и жадно присосался к горлышку. Его тонкие узловатые пальцы, унизанные кольцами-артефактами, начали синеть, как случалось каждый раз во время приступов.

«А приступы всё чаще и чаще…» — отстранённо заметил про себя Глава Совета Замка Мастеров, рассеянно вглядываясь в лица присутствующих и искренне недоумевая, что он сам здесь забыл.

Закрытое заседание Совета длилось уже чуть более часа, а конструктивный диалог на изначальную тему продвигаться не спешил. Начавшийся сухим изложением фактов, заранее составленных рачительной и просто незаменимой Анэттой Ризовой и подкорректированных уже лично Араоном Важичем, что в последнее время заметил у себя болезненную подозрительность, даже к собственным письменным принадлежностям, доклад постепенно сходил на нет ввиду полного игнорирования публикой. Именитые и солидные чародей, добивавшиеся нынешнего положения не один десяток лет, просто не могли себе представить, как можно серьёзно относиться к призывам хмурого мальчишки, годящегося им в сыновья, а в отдельных случаях и во внуки. Уже входя в комнату, они одаривали его немного раздражёнными, полными скрытого негодования и неприятия взглядами, игнорировали положенный по протоколу тон, фамильярно называя его «Арни» или «молодой человек» и снисходительно улыбались. Неимоверного труда стоило уже хотя бы привлечь их внимание за столом, когда все, словно на дружеских посиделках принялись обсуждать общих знакомых, погоду и домашних любимцев. В том же, что доклад был прочитан полностью, была заслуга исключительно натренированного командирского горла и скудности имеющейся информации. В строгой предельно воинской манере он больше напоминал рапорт мелкого рядового перед большим начальством, от чего Арну становилось чрезвычайно неудобно. Ожидая вполне уместного неприятия, агрессии или даже качественного скандала, что был бы вполне объясним в связи с самовольным захватом власти, он всё-таки оказался морально не готов к скрытой вражде и негласному бойкоту. Стоило молодому Мастеру завершить речь и предложить обсудить сложившуюся ситуацию, как собрание начало превращаться в фарс. Люди ещё недавно знакомые ему по комментариям и насмешкам отца, влиятельные и успешные, взошедшие на вершину своей карьеры и буквально управляющие княжеством (насколько позволял сиятельный Калина) вели себя как завсегдатаи среднего пошиба пивнушки, разве что не швырялись огрызками и не вытирали руки об лавки.

«Хотя до этого не так уж и далеко», — пронеслось в голове у Важича, когда взволнованный колким замечанием Мастера-Алхимика, старика весьма едкого и желчного, как свои растворы, Кущин машинально выудил свой платок из чашки и принялся промакивать пот, оставляя на лице зеленовато-бурые рогозы.

Никого особенно не взволновали результаты отчётов наблюдателей на границе, указывающие на повышение энергетической активности, данные о проверке лояльности населения и чародеев не вызвали интереса, список требований князя по ужесточению мер контроля приняли как обычное явление, вопрос о гибели Бывшего Главы вообще проигнорировали, немало взбесив молодого человека. Всего неизрасходованного за двадцать с лишним лет терпения стоило ему, чтобы не перейти на конструктивную ругань, выбивая из этих безразличных снобов положенное рвение или хотя бы здравое волнение в вопросах безопасности самой державы, но он поостерегся. Совершенно неожиданно, так как собственный нрав не слишком располагал к таким умозаключениям, он осознал, что тёткины планы могли быть не такими уж и заоблачными, а вполне даже конкретными и точно направленными при условии, что в Совете обретался её единомышленник. Новый Глава Совета Замка Мастеров впервые попытался вглядеться в собравшихся, как в потенциальных врагов и даже содрогнулся толи от запоздалого страха, толи от извращённого охотничьего азарта.