Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка

— Вот именно… Выйдет замуж, уедет куда–нибудь на континент! А Эмилий за ней… Я не хочу на чужбину, Майни. Даже в Константинополь.

— Так и я не хочу, — сказала Немайн. — Видишь, как мы похожи? Сестры!

— Значит, ты меня понимаешь. Вот и придумай что–нибудь. Ты умная.

— Хорошо. Подумаю…

Эйлет улыбается. Забывает, что сестра — сида. А к обещаниям холмового народа следует относиться осторожно. Исполнят неукоснительно, до словечка — а дальше, как сами поймут. Значит, думать будет. Вопрос — что ей в голову придет!

Дверь снова распахивается. Быстро, широко… но грохота нет. Ручка зажата в крепких пальцах Гвен.

— Ты не спишь, сестрица? Нам нужно поговорить. С глазу на глаз!

Потом — все девичьи подробности: как живется с мужем, как хочется пожить для себя и не обзавестись сперва животом, а потом ребенком…

— Как можно — маленького не хотеть? Тебе ведь помогут, не хуже, чем мне! Я ж не знала, с какой стороны за пеленки браться…

Гвен отмахнулась.

— Годик бы… Больше не надо, начнут говорить про бесплодную утробу, муж забеспокоится. А так… Я лентяйка! Во всем, что не касается готовки. Хорошо, все остальное любимый мой тянет, и в охотку. Только вот народ в зале все унылей, да и поредел. Что он делает не так — не знаю. Мама молчит. Я так думаю: раньше у огня сида сиживала. По вечерам Книгу читала. Так?

— Было, — Немайн кивнула. — Я и сейчас у камина просушиться не против. А Книгу пусть кто–нибудь другой читает. Я свое дело сделала. Перевела. Дальше — другим подхватывать. Так что, если не пожалеешь сестре темного угольного…

И шутка, и напоминание: хозяйство, не считая матери, на тебе. Ушастой–глазастой своих хлопот довольно… Висение на шее. Слезы.

— Ты хорошая!

Вот как мало надо для счастья! Так что ж ты, родная, еще горку наваливаешь да доливаешь — с мениском? Говоришь:

— А еще устрой что–нибудь, чтоб они вспомнили, что ты — та самая Древняя! И что дела нужно решать у нас… а не в глупом новоделе, Сенате!

И надо бы отказать, да не получается. А горло перехвачено, а из глаз — слезы. Не всегда «обнимки» — хорошо! Приходится Немайн самой себе напоминать: ты умная, это раз. Ты сида, пусть и не древняя, это два. Ты Немайн, это три! Значит, выкрутишься! Но стоит Гвен выскочить, взмахнув на прощанье золотистой гривой, как ей на место заступает следующее явление.

Вместо старшей из камбрийских сестер — зять. Кейр ап Вэйлин, принцепс Сената и первый человек, проявивший к ушастому и глазастому существу хоть какое–то участие. Тогда, когда у сиды не было ни власти, ни родни, ни славы, а пожитки, не считая прикопанных в лесу золота и оружия, умещались в заплечном мешке. Теперь взлетел высоко… а наверху холодно, и ветер зол, и воздуха не хватает.

Вот и получается — просит не о том, чего хочет на самом деле. Того, чего желать положено по мнению клана, семьи, жены. Почему сам? Не сошлась Немайн с самой старшей сестрой характером! Вот мужу и отдуваться… И сиде.

Невелика шутка — непременно явиться в Сенат, и о делах разговаривать только там… или на пирах у короля, но уж никак не в заезжем доме. То есть — поступайте, соседи, не так, как я делаю, а как говорю. В Кер–Сиди–то все наоборот! В трактирах и есть средоточие дел, да и к сиде в башню последнее время вызывают «к завтраку» — как в ином мире и времени «на ковер». Даже шутка ходит: «За обедом и ужином Немайн людей не ест…» Иные иноземцы понимают буквально, им страх, горожанам веселье.

Обычай завести пришлось. Человек, которому с порога вручают чашку кофе, может быть спокоен: разнос не перерастет рамок, которые дозволяет обычай по отношению к человеку, принявшему из рук хозяйки хлеб и питье. Не съедят, не заколдуют, не бросят в подземелье. Вот если чашку не предложат… тогда плохо. Но такое случалось редко, и наказанные были рады–радешеньки, что отделались штрафом или смещением с должности.

И что теперь отвечать? Кейр уловил заминку, бормочет:

— Если нельзя… Я понимаю… Жена же…

Этот парень в Рождественском сражении командовал лучниками. Хорошо командовал. Потом — хорошо резался врукопашную. На войне выстоял. А дома?

— Я обязательно загляну в Сенат, — сказала сида, — внесу вопрос, и дождусь решения…

Зато какой вопрос задать, подскажут в пиршественной зале «Головы Грифона», у огонька. Принятие решения и его официальное оформление — вещи разные, но нужны обе. Не всегда хорошо, когда они совпадают. Не в Камбрии, которая разом неприступная для варваров крепость и уютный дом! Наружу должно сквозить имперской помпой, внутрь пусть идет домашнее тепло и вкусные запахи. Только…

— А еще жена очень просит тебя показаться… как базилисса! Во всей славе. Мы с Туллой до сих пор не понимаем, как вышло, что ты оказалась девочкой с картины. Мы–то знаем, ты до фанфар не жадная. Я вот думаю: может, ты так желала, чтобы девочки спаслись с острова, что прошлое подстроилось? Но, как бы ни было, это очень нам поможет!

Вот не сидела бы на пятках — со стула бы свалилась. Есть достоинства в обычаях времен, когда для бритта сохранить лицо важней, чем сохранить жизнь. Весь день ждала вопросов — никаких! Ни при встрече, ни за ужином. Оказывается — все решили за нее.

— В Сенат, я, конечно, оденусь как римлянка.

Вышитого шелка привезла достаточно, чтобы наспех с иголками не возиться. Драгоценная ткань ляжет старинными складками, соединив традиции Республики и Империи… Вот только на голове не будет ни платка, ни шапки: не столько ради местного обычая, сколько для того, чтобы всякий видел — на лбу сиды нет венца! Хорошо бы в приветственной речи Сенату напомнить легендарное происхождение бриттов. Хорошая шутка: «В стране потомков Брута нет места Цезарю!» Жаль, главный титул так называемого короля Артура звучит не иначе чем Imperator Britannia, да и Настю не хочется подставлять.

Кейр то ли понял, что большего не выжать, то ли решил, что жене хватит, а самому не особо и надо. Торопливо распрощался. Дверь даже не скрипнула, так аккуратно притворил. Немайн взялась за пергамент, перо ловко выводит кружки и закорючки. Проблема волков и овец куда сложней задачи про волка, козу и капусту. Чем больше сторон, желающих разного, тем проще все сделать по–своему и никого всерьез не обидеть. Куда сложней решить, чего желаешь именно ты…

Когда дверь обиженно крикнула, сида посадила кляксу — не на разрисованный лист, на платье Сиан. Самой младшей из старших сестер!

— Застала врасплох! Ух ты! Вот тебе проигрыш: уши давай.

Когда уши мнут и гладят, это неприятно. Как Немайн надеялась, что эту чашу до дна осушат фенеки… Увы, сестре сестру мучить слаще. Сначала мучить. Потом — радовать. Когда за ушами чешут — совсем другое дело! Умом можно понимать, что сладкое место за ушком досталась в наследство от четвероногой когтистой твари, которой самой толком его от блох не вычесать. А толку? Разомлела, веревки можно вить. Сестренка тоже сияет. Наверное, часть радости ей передается. Хорошая она, хоть и маленькая пока. Беречь надо!