Елена Хаецкая - Царство небесное

Дом Ибелина в Наблусе был так хорош и красив, что там отдыхало не только избитое усталостью тело, но и сама душа, натруженная и измученная обидами и неудачами. Каменные резные листья выглядели так, словно были живыми. Прямо посреди комнаты бил маленький фонтан, и вода представлялась глазу нарядной, точно девушка на весеннем празднике.

Бальян встал, начал ходить по комнате. Он любил Раймона и считал его самым выдающимся полководцем и политиком в Королевстве.

— Что вы намерены делать? — спросил наконец Бальян.

Раймон вздохнул.

— Бороться… Нужно подождать, пока эта женщина проглотит обиду и станет способна к разговорам со мной… Да, я не должен был оскорблять ее.

— Может, она и вправду виновна, — угрюмо проговорил Бальян.

— Нет, — вздохнул Раймон. — Вы бы видели ее лицо!.. Сибилла больше не дитя. Она взрослая женщина, она знает, что это такое — ее хваленая великая любовь. Мы еще хлебнем с нею горя!

— Мы вообще скоро хлебнем горя, — сказал Бальян угрюмо. — После смерти Прокаженного короля все изменилось. Сейчас никто не умеет бить Саладина. Покойный Болдуин хорошо знал, как следует поступать с сарацинами. Он никогда не позволял им перевести дыхание. Если они совались к нам, то встречали палку. И даже если Болдуин на время отступал, он всегда возвращался. Саладин только тогда и хорош, когда его побили. Тогда он даже не нарушает мирных соглашений.

— Мне проще с Саладином, чем с Ги, — признал Раймон.

— Оставим это, — махнул рукой Бальян.

Он выглядел старым, обрюзгшим. Смерть Прокаженного короля как будто сдвинула некие древние пласты, и Королевство обваливалось на глазах, как сказочный замок во сне. И Бальян чувствовал, как время утекает из-под ног его поколения. И он сам, и Раймон, и старый разбойник Рено де Шатийон — скоро все они уйдут в небытие, и Королевство останется в руках новых людей, вроде этого Ги или его хитроумного братца Эмерика, красавчиков, которые сумели превратить любовь в золотые слитки, а трубадурские песенки — в тяжелые мечи, с которыми они даже ходят в бой. Ну надо же! Стоит задержаться на земле, чтобы посмотреть, что у них получится.

Одолевая усталость и страшно зевая, Раймон принялся излагать Бальяну свою идею. Идея была недурной и вполне здравой, и Бальян дал на нее согласие, хотя в самой глубине его души жила твердая уверенность в проигрыше. Более чуткий, чем Раймон, он ощущал перемены в самом воздухе Святой Земли. Раймон Триполитанский слишком тесно связал себя с собственными замыслами и оттого утратил остроту нюха.

И пока Рамон писал письма баронам, созывая их в Наблус на заседание Великой курии Королевства — собрание, которому надлежало избрать на Иерусалимский трон законную наследницу Болдуина, королеву Изабеллу, — Бальян молча стоял у окна и смотрел на горы и пустыню. Эта земля как будто отзывалась на его безмолвные мысли. Тщетные старания, шелестел ветер, напрасные потуги, все уйдет в песок, все исчезнет и будет иссушено безжалостным солнцем…

Вскоре по дороге, вид на которую открывался из окна наблусского замка, начали ездить взад-вперед гонцы.

Не успели уехать люди, разосланные баронам Королевства, как прискакал тамплиер — не рыцарь, а сержант — и, валясь от усталости с коня, передал сенешалю замка письмо.

Оно было написано Ридфором, но по поручению принцессы Сибиллы.

Ее высочество приглашала Бальяна Ибелина и графа Раймона на великое празднество своей коронации.

Раймон стиснул письмо в кулаке и едва удержался от того, чтобы не отдать приказ немедленно повесить гонца за шею на веревке.

Бальян осторожно взял своего друга за руку.

— Этого следовало ожидать, не так ли?

— Да, — сказал Раймон. — Но… Ридфор! Этот наглец осмелился писать мне!

Бальян покачал головой.

— На коронации соберется не много народу. Все бароны скоро будут здесь.

И бароны действительно явились. Их было меньше, чем ожидалось. Например, не приехал Рено де Шатийон, зато явились Онфруа Торонский и Изабелла, и их, точно самые лакомые кусочки на блюде, разместили отдельно от прочих, отдав им наилучшие покои.

Изабелла стала старше и приобрела таинственный вид, который поначалу заставил Раймона подозревать ее в том, что она беременна. У Раймона не было собственных детей, и он не слишком хорошо разбирался в женщинах и их поведении. На самом деле тайна Изабеллы была иной. И, поскольку эта тайна постоянно находилась у всех на виду, никто даже не подозревал о ее существовании. А заключалась она в том, что принцесса любила своего мужа.

Изабелла любила его страстно, всей душой и всем телом; Онфруа же обожал ее благоговейно и больше в духе, нежели плотски; оттого между молодыми супругами постоянно натягивалась невидимая, но вполне ощутимая, сильно и звонко вибрирующая нить. Когда Онфруа целовал Изабелле руки, она мечтала о том, чтобы он покрывал поцелуями все ее тело. Когда же она забиралась в их постель и обхватывала его руками и ногами, он прикасался к ней так осторожно, точно она могла переломиться от любого неосторожного движения.

В тот же день Раймон продиктовал письмо, адресованное не Сибилле, но Ридфору и патриарху Ираклию. «Во имя любви Господа и святых Апостолов Его, — писал Раймон, — умоляю вас отказаться от коронации принцессы Сибиллы до тех пор, покуда она остается женой этого Ги де Лузиньяна, ибо означенный Лузиньян никак не может быть королем, он недостоин престола и короны, о чем предупреждал и покойный государь Болдуин. Итак, если вы до сих пор испытываете жалость к земле Господа нашего, уговорите Сибиллу Анжуйскую оставить своего мужа и избрать себе иного супруга, на которого она и возложит корону!»

— Опасно, — сказал Бальян, когда Раймон закончил диктовать.

Граф повернулся к нему.

— Почему?

— Вы напрасно считаете их бесхарактерными, мой сеньор, — сказал Бальян. — Они не похожи на нас с вами, но характер у них есть. Сибилла любит своего мужа.

— Никто не говорит о любви, — огрызнулся Раймон. — Я вообще не понимаю этого. Речь идет о Королевстве, о долге.

— Покойный король придавал этой любви большое значение, — напомнил Бальян.

— Такое большое, что отобрал у Сибиллы Яффу и признал ее ублюдком!

— Король был оскорблен и принял опрометчивое решение… Я не защищаю их! — поспешно добавил Бальян, увидев, что глаза Раймона загорелись. И неожиданно дикарь, дремавший в Бальяне, ожил. Сеньор Ибелин расставил ноги пошире, как бы желая еще прочнее утвердиться на земле, и заревел в глаза своему другу: — Опомнитесь! Эта самка будет драться за отца своих детенышей! Думаете, они слабенькие детки, которых можно припугнуть? Это — юные звереныши, полные сил, с клыками, уже окровавленными! Сибилла просто убьет ваших гонцов. Пожалейте хоть их.