Ольга Кузнецова - Просто солги

Мне кажется, что по закону жанра, дождь и вправду должен прекратиться. Но этого не происходит. Со мной вообще все дерьмо обычно происходит без предупреждений.

Глаза слипаются, и теперь поглощающая меня темнота не выдуманная, а вполне реальная. Хочется спать — то одному глазу, то второму; поочередно, чтобы я пятьдесят на пятьдесят оставалась в сознании. Тело дрожит (то ли от холодного осеннего дождя, то ли от того, что так хочется спать и я мысленно подмечаю, как же мне не хватает одеяла), и я зябко обхватываю себя руками, неосознанно, пытаясь согреться.

Холод чувствуется все сильнее и сильнее, а мне бы хотелось наоборот. Хотелось бы с каждой секундой терять и терять чувствительность, пока я не стану похожа на одного из тех беспозвоночных, у которого нет нервов. Но, к сожалению, я — совершенно другая крайность этого феномена; я — сплошной нервный сгусток. Просто чувствую больше чем надо.

Но я не могу понять, откуда это приходит. То, что я чувствую. Я не верю в супергероев, которые однажды придут и легким движением руки спасут этот гребанный мир. Но, возможно, среди людей еще много таких, как я. Совершенно обычных — просто со своими крайностями. Вот я могу чувствовать. Я ухмыляюсь. Моя личная супер-способность.

В сыром воздухе я мысленно расставляю шахматы для новой игры. Почему-то ненавижу белые, поэтому ставлю их для своего противника. Но потом все равно придется играть за двоих.

За моей спиной — полупустая комната: там только Жи играет, а Лея — "на работе". (Она здесь, рядом, за стенкой — просто на работе.) Я слышу, как методично и размеренно цокают в помещении часы. Закрываю глаза и пытаюсь — как раньше это делала — угадать, какой сейчас час. Пытаюсь почувствовать.

Но это занятие мне быстро надоедает, и я вновь возвращаюсь к реальности. Уши тут же закладывает бешенный ритм сошедшего с ума ливня. Только сейчас понимаю, что я насквозь промокшая. Липкая. Жалкая.

На карачках я заползаю обратно в окно.

Жи уже, наверное, привыкла к моим странностям. Хотя, может, и не привыкла, но только не показывает этого. В любом случае она знает про эти мои "часы загара" на карнизе, знает, что пропадаю где-то с Джо круглыми сутками (в основном, ночью, чтобы никто не заметил). Она знает и ничего про это не говорит. И у меня складывается впечатление, что она тоже, как все, думает, что я на самом деле сильная и сама со всем справлюсь. Думает, мне поможет моя супер-сила.

Так вот они какие на самом деле, эти супергерои. Слабые, слепые неудачники. Их проблема только в одном: они слишком много знают. Могут даже не чувствовать, а просто. Знать.

Могут знать, что сейчас, в данную секунду происходит у тебя за стеной. Я слышу легкие хрипы и по голосу догадываюсь, что это Лея. Это просто должна быть Лея. Главное, что Жи этого не слышит.

Она смотрит на меня своими расширенными точно от ужаса глазами. У нее красивые глаза. Как будто никогда не закрываются. А еще они не такие мутные, как у меня. У девочки в руках ручка и тоненький плешивый блокнотик, где она старательно выводит свои ровные буквы.

Я сажусь рядом с ней, и наши тела соприкасаются по какой-то невидимой линии пересечения. Заправляю ей за ухо выбившуюся прядь темных прямых волос. Она даже не вздрагивает от моего прикосновения и смотрит уже не на меня — куда-то сквозь меня.

— Кесси, — тихо начинает она. Как-то по-взрослому, серьезно, и я боюсь этого тона. — Почему ты плачешь по ночам?

Я не ожидаю этого вопроса и тут же теряюсь.

— Я не плачу, Жи, что за вздор? — Пытаюсь улыбнуться. Но ответ слишком поспешный. Ошибка.

— Это из-за той девушки, да? Я слышала, как Лея рассказывала остальным, что к тебе приходила девушка с изуродованным лицом. И Лея сказала, что это ты виновата. Это ведь неправда, Кесси? Ты ведь ничего не делала с этой девушкой?

Жи. Она знает меня насквозь, и я уже просто не могу ей лгать.

— Мне очень жаль, Жи. Просто так вышло.

— Но ты ведь больше не будешь плакать?

— Я постараюсь. Правда, постараюсь.

И мне кажется, что в этот раз я не лгу.

27. "Я просыпаюсь в холодном поту. Без сна, без кошмара, без предупреждения"

Я просыпаюсь в холодном поту. Без сна, без кошмара, без предупреждения. Я просто просыпаюсь с диким, неуправляемым криком на губах, и все мое тело трясется в немыслимых судорогах.

Это похоже на чувство, когда ты чувствуешь, что в этот самый момент что-то происходит. Что-то страшное.

Дыхание тяжелое, частое. Точно я не могу остановиться, не могу утихомирить взбесившееся сердце, не могу надеть на него смирительную рубашку.

Но я и вправду. Не могу.

…

Это было давно. И я помню обо всем как-то слишком смутно. Помню лишь главное — что это на самом деле происходило. Картину дорисовывает мой чувствительный разум.

Мне тогда было около десяти. Может, чуть больше — чуть меньше. С тех пор я сильно изменилась, но только внешне. Чувствительность же никуда не пропала.

Перед домом у нас была детская площадка, но на самом деле от площадки было одно название. Пара качелей из резиновых покрышек. Ничего большего, ничего лишнего. Тут даже малышня никогда не гуляла — только какие-нибудь забывшиеся спиртным психи временами взбирались на эти импровизированные качели и, лениво отталкиваясь ногами, раскачивались совсем слегка. Я не знаю, зачем они это делали, да и они, наверное, тоже не знали.

Но это все не так важно. Единственное, что с этого двора навсегда врезалось в мою память, так это мальчик. Тогда я не понимала, что с ним, — сейчас понимаю. И от этого понимания, от этой правды не легче. Если бы мне предоставили выбор, я бы предпочла не знать.

В тот день родители наказали меня за что-то. Какая-то мелкая провинность, но поругались мы сильно. И мама кричала. А я помню, что мама кричала очень редко. Но ей просто было очень тяжело. Двойная смена — сплошной недосып — у ее отца вновь начались судороги. Я ее понимаю, но тогда ничего не могла с собой поделать.

Обозленная и расстроенная, я направилась на эту самую "детскую площадку". Я пошла туда, потому что знала, что мама скоро выйдет меня искать. Мы помиримся. А, может, она еще раз накричит. Я не знаю, что бы могло произойти. Что угодно. Но в тот вечер она не вышла меня искать.

Мои слезы уже давно высохли и, лениво раскачиваясь, точно один из тех двинутых алкаголиков, я бездумно протирала своей коротенькой юбочкой холодную автомобильную покрышку.