Марина Ефиминюк - Тайны Истинного мира

Его хмурый особняк, где жило горе и разочарования, встретил его тусклыми окнами и старыми стенами, обтянутыми еще при прадеде давно выгоревшим шелком. Он ничего не разрешал трогать, чтобы не разозлить духов. Однажды он позволил своей дочери спилить деревья в саду, чтобы разбить цветник, и предки прокляли их, подарив роду мерцающего ангела.

Горничная помогла старику снять пальто. Молодой помощник, зализанный хлыщ, вызывавший во Владимире приступы брезгливости, что-то быстро говорил. Старик отмахнулся, не слушая, и устремился в детскую. Он не мог не проведать свою крохотную девочку.

Ребенок сидел на полу и что-то рисовал в большом альбоме, закусив язычок. Сегодня ее глазки снова превратились в желтоватые, змеиные, с вертикальными зрачками, а кожа стала почти прозрачной, и через нее просвечивали тонкие кривые нити вен.

Владимир сел в кресло, чувствуя, как чертову поясницу снова наполняют свинцом.

Девчушка обняла его за колени, прижавшись холодной щекой. Погладила ладони, цокнула язычком, а потом проникновенно глядя в глаза, словно стремилась достать до самой души, глубоко вздохнула, раздувая ноздри.

Старик ойкнул, хватаясь за грудь, и почувствовал, как между пальцами веревочкой льется энергетический ручеек. Резкая боль сжала сердце, горло перехватило. Он вытаращился и захрипел, стараясь отстранить ребенка. Но внучка самозабвенно вдыхала его жизненные соки, намертво вцепившись в штанину маленьким пухлыми пальчиками.

– Оставь меня, – застонал он, закатывая глаза. – Отойди!

Его спасла нянечка, испуганная и растрепанная. Она оторвала девочку от старика и хорошенько встряхнула. Малышка заплакала, выворачиваясь. Владимир сглотнул, чувствуя, как воздух снова поступает в легкие.

Девчонка билась в руках спасительницы, стараясь освободиться. Нянька со стариком испуганно смотрели друг на друга, боясь вымолвить хотя бы слово.

Звериная сущность побеждала, маленький ангел становился домашним демоном.

Владимир понимал одно: чем быстрее камни вернутся к нему, тем скорее он спасет и свою жизнь, и жизнь окружающих.

– Кто ты, милая? – Я внимательно разглядывала лицо инферны.

Наверное, по-своему, по-демонически, она была даже красива. Черты тонкие, правильные, губы полные, скулы высокие. Ей сильно не хватало ярких красок вместо бледной кожи и синих глаз вместо желтых кошачьих блюдец с сокращавшимися вертикальными зрачками.

Девушка молчала, только грудь нервно вздымалась.

– Отпусти меня! – прошипела она, раздувая ноздри, будто принюхиваясь.

Я почувствовала, как под сердцем что-то кольнуло, а потом заметила тоненькую, словно ниточка, прозрачную струйку воздуха, плавно вытекающую из груди. Голова тут же закружилась, и к горлу подступил горьковатый комок.

– Так. – Не мудрствуя лукаво, я закрыла ей нос, отчего девушка изумленно вытаращилась, задыхаясь. Струйка тут же иссякла, и немедленно отступила тошнота. – Вижу, по-хорошему ты не хочешь. – Я притворно тяжело вздохнула и повернула ее разок вокруг собственной оси.

– Я Алина, – вдруг прохрипела инферна.

– Очень хорошо! – Удовлетворенно кивнула я. – Кажется, мы начинаем находить общий язык.

Где-то в подъезде хлопнула дверь, Алина тут же рухнула на пол, хорошенько шмякнувшись головой. Когда шаги утихли, я снова заставила ее чуть приподняться, а сама уселась на пыльные ступеньки. Желтоглазая кошка незамедлительно присоединилась к нам и с интересом обнюхала неподвижно висящую в воздухе девушку.

– У меня к тебе несколько вопросов, Алина, – начала я. – Первый, и очень важный: какого черта ты залезла в мою квартиру?

– Я искала кристаллы, – через долгую паузу прошептала она чуть не плача.

– О, и ты тоже их ищешь! – Я расплылась в притворной улыбке. – И какие успехи на ниве поисков? Как понимаю, результатов кроме моего избиения никаких.

Девушка вдруг всхлипнула, и по щеке скользнула одинокая слезинка, оставив мокрую очень трогательную дорожку. Я вытянула губы трубочкой, отчего-то не ощущая внутри ни грамма сострадания к бедняжке. Наверное, девица задушила его, когда молотила меня тяжелыми ботинками.

– Коль с первым вопросом мы справились, то вот тебе второй, и не менее важный: за каким ты напала на меня? Ну, поискала бы свои кристаллы по-тихому и ушла. Так ведь нет, довела меня до нервного тика, разбила телевизор и поставила мне синяк! – По виску Алины пробежала вторая слезинка и шлепнулась на коричневые плитки пола, оставив крохотную мокрую звездочку.

– Ты была с ним! – прошептала она.

В этот момент загудел лифт, быстро поднимаясь по шахте, и остановился этажом ниже. Раздались голоса, и неизвестные пассажиры загремели ключами, отпирая двери квартиры. Я терпеливо дождалась, когда соседи-мышки скроются в своих отремонтированных норках, и продолжила допрос.

– Вот с этого момента поподробнее. О ком именно ты сейчас говоришь?

– О Даниле, – прошептала она и громко шмыгнула носом.

– Ты хочешь сказать, что разбила мне рожу за мужика, о котором я ничего не помню?! – фыркнула я почти оскорблено.

Если собрать все свои воспоминания воедино, то относительно кудрявого Данилы Покровского у меня сложилась вполне определенная, мало привлекательная для взора эстета картинка. Мы наслаждались интрижкой, а потом Данила, не мучаясь угрызениями совести, подложил мне энергетические кристаллы. Я их вынесла из здания Зачистки, потому как, являясь представительницей Высшей касты, пользовалась определенными привилегиями, несмотря на должность рядового карателя. Тогда-то все и закрутилось. Потом ко мне пришел старик Польских, произошло наше столкновение, затем последовал мой побег, звонок Даниле, встреча. Ведь я сразу поняла, что он подставил меня, поняла после первого слова того полузабытого разговора.

– Вы были вместе. – Инферна откровенно рыдала, то ли жалея себя, то ли Данилу, а может, и себя, и его вместе.

– Ты успокойся, – посоветовала я почти устало, – зачем ему понадобились кристаллы?

– Он хотел вылечить меня, – выдохнула девушка, сломавшись. – Он считал, что я красивая.

Я удивленно вскинула брови.

– Он любил меня, – добавила она едва слышно.

– Так… – Я прикусила губу, чтобы не ухмыляться слишком широко.

Само слово «любовь», громкое и помпезное, вызывало во мне тошнотворное чувство, оно звучало почти пошло и ассоциировалось с чем-то невозможным. Особенно, среди всего этого бесноватого пира. В моем понимании, «любовь» относится к категории добрых сказок, но добрых сказок не бывает! Нет положительных или отрицательных героев, просто надо рассматривать действующих лиц под разными углами, как в калейдоскопе, и сразу обнаружишь, что у каждого есть своя выгода.