Татьяна Патрикова - Тонкости эльфийской социологии

– Немыслимо! У меня в голове не укладывается, что вы, темные, способны на такое. Что ты способна! Да, именно ты! Что ты сотворила с собственным мужем? А с дочерью? Как вообще в таком возрасте у нее может быть собственный клинок и вообще…

– И ты еще недоволен? – взвилась Нанисса, – Да если бы не она, ты бы…

– А ты? Твои действия перечеркнули бы мирный договор наших народов. И все. Новая война, да? Моя смерть была бы более чем удачным поводом для всех недовольных тем миром, который у нас сейчас есть. Всегда найдутся те, кто захочет перекроить карту заново. Тебе ли этого не знать, а, темная? – он щурился и скалил зубы, словно был не светлым, словно был, как мы.

Наверное, именно эти его слова её отрезвили. Бешенство потухло в красных глазах. Пальцы, в которых она все еще сжимала любимый кинжал, разжались. Оружие исчезло, словно не было его. И тут Алый неожиданно тихо сказал, удивляя меня в очередной раз за это безумное утро.

– Это все ревность, – и столько неподдельной горечи в голосе, что я с ног до головы превратился в статую, боясь даже лишний раз вздохнуть, – Могу тебя понять, – и губы изогнулись в жалкой бесцветной ухмылке. – Я сказал про то, что мог бы тебя убить, только затем, чтобы у тебя и мысли не появилось…

– Попробовать вернуть его обратно? – так же тихо, как он, спросила она.

Алый поднял на Наниссу глаза. Она встретились взглядом и пугающе похоже друг на друга посмотрели.

– Я просто хотел, чтобы твоя дочь понимала, что у нее есть не только мать, но и отец.

– Я прослежу, чтобы впредь она не забывала об этом.

– А я… – он запнулся. – Постараюсь вам не мешать, если вы…

– Решим встретиться, да?

– Да, – он решительно кивнул и посмотрел в мою сторону, но не на меня, а на Капишуле. – Тебе пора возвращаться в мамочке, малыш.

– А папа останется с тобой, да?

– Я… надеюсь, – последнее слово он с ощутимым трудно вытолкнул из себя. А я, как ненормальный, улыбнулся, словно так и не понял драматизма момента. Но, конечно же, я все прекрасно понял, просто здесь и сейчас, в этой жизни, мне были важны только эти его слова. Вот и все.

Нанисса забрала дочь, Алый ушел к окну. И стоял там все время, пока я помогал жене собирать вещи дочери, которые она каким-то чудом успела разбросать по всей комнате. В этом она была сущим ребенком. Но темным ребенком, не стоит об этом забывать. Когда они ушли, я попытался подойти к Алиэлю. Мне хотелось его хотя бы обнять. Утешить, если он нуждался в утешении, ободрить, успокоить в конце-то концов. Но я застыл буквально в шаге от него, не решаясь. То, что вчера он сам обнимал меня, это еще не показатель, верно? И то, что он сказал Наниссе… С его стороны это могла быть просто попытка взаимопомощи, дружеская, не более того. Он ведь и раньше говорил, что мои отношения с женой считает ненормальными. Вполне возможно, что все то, что он сказал ей, было направлено на то, чтобы просто, без дополнительных намеков с его стороны, избавить меня от нее, и все. Неужели, правда?

К горлу подкатил какой-то кисло-горький ком. Я даже зажмурился. Правда, понял это, только когда Алый заговорил, и я от неожиданности снова распахнул глаза.

– Объясни мне, – голос прозвучал надтреснуто и глухо, – Зачем? – выдавил он из себя. – Ты ведь мог просто отказаться. Дождаться совершеннолетия и уйти на все четыре стороны. Зачем?.. Эта ночь… Зачем этот глупый договор наших семей о…

– Нас? – я шагнул к нему, застыв в нескольких сантиметрах от его спины, все еще не решаясь обнять его руками.

В повисшей между нами тишине было отчетливо слышно, как громко он сглотнул. Так и не ответив, просто мотнул головой, не опровергая, но и не давая однозначного ответа. Как же с ним трудно! Будь он темным, его ответы были бы куда более прямолинейны. Я уверен. А тут приходится сомневаться в каждом слове. Намек это был или еще нет? И будет ли вообще?

И все же я решил объяснить ему, как всё было на самом деле. Почему мой отказ был бы далеко не таким безболезненным, как ему кажется.

– Если бы я отказал Великой Матери, да, по достижении совершеннолетия меня бы отпустили, но жить спокойно не дали бы никогда. И уж тем более не позволили бы мне быть с тобой, как бы сильно мне этого не хотелось. Великим Матерям не отказывают. Особенно мужчины. А это была в первую очередь инициатива леди Вик-Холь, понимаешь?

– Почему… – он запнулся. – Ты не сказал мне об этом вчера?

– Для меня это было настолько очевидно, что я не подумал, что ты мог не понять меня.

– А о том, что хочешь…

– Быть с тобой? – улыбка сама наползла на лицо, и уже ни о чем не задумываясь, я обхватил его рукам и уткнулся лицом между лопаток.

Светлый вздрогнул от такого прикосновения, дернулся, но я вцепился в него и не позволил и шага сделать. Не отпущу! Теперь ни за что в жизни!

А потом он вдруг порывисто повернулся ко мне, и последнее, что я помню, его горячее дыхание на моих губах. Потом был стол, который к окну стоял ближе других предметов меблировки, и дикий грохот.

Кто ж знал, что Алиэль окажется настолько страстным, что с такой силой усадит меня на сей предмет мебели? Сам себе я казался достаточно легким, но, видимо, в то утро все было против нас. Грохот был такой, что звук выламываемой пинком двери на его фоне как-то потерялся. В комнату ворвались сразу Кар, Марфа и Том. Глаза у всех троих были просто бешеные. Конечно, Кар, им рассказал, как на него Нанисса смотрела, когда он нам дверь открыл, вот они и примчались, разминувшись с ней и Капишуле и решив, что нас с Алым тут на пару убивают. Живой и здоровый светлый в этот момент отплевывался от вековой пыли и матерился, да так, что у меня, темного, уши на радость экспериментатору Андрею готовы были в трубочку завернуться. Надо же, оказывается в их языке и такие слова есть! Я же сидел на остатках сложившегося подо мной стола и истерически смеялся до слез. Вот вам и поцеловались.

Андрей

Утро выдалось безрадостным. Да и как могло быть иначе, если оно началось для меня со скандала. Благо, я был не прямым его участником, а лишь поводом к нему. Проснулся я от воплей двух луженых мужских глоток. Доносились они из моей собственной прихожей и были подозрительно непохожи на звуки, издаваемые телевизором, который уже второй месяц пылился без дела в большой комнате. Так что я потряс головой, выпутался из одеяла, не желающего выпускать меня из своих тесных объятий, и поплелся на звук. Чтобы увидеть тех, кто соизволил так орать, оказалось достаточно просто выйти из комнаты.

Ир перед распахнутой в иной мир входной дверью спорил с Лучистым. Ну да, этих двух только могила и памятник на зеленой лужайке исправят, да и то – не факт. Превратятся в двух призраков и давай на тихий кладбищенских аллеях вселенские баталии устраивать. Вот гадство! С утра меня явно куда-то не туда занесло.