Александр Прозоров - Заговорщик

– Смотри, Саразман, как тебе это место?

– Плохое, княже. Болото кругом. Вон, все кустами заросло. А больше и нет ничего. Где снег ровный, там и вовсе, мыслю, топь. Комары тут и мухи летом, вусмерть загрызут.

– Вусмерть, не вусмерть, а обоз твои казаки сюда смогут провести? Летом как раз и нужен.

– Не получится, Андрей Васильевич. Татары кругом. Перехватят.

– А если на лошадях? Вьючный караван проведете?

– Коли без повозок тяжелых, то попробовать можно. Их, коли вдруг заметят, хоть вскачь можно пустить. Но ручаться не стану. Татары… Тревога поднимется – тут враз сотен пять соберется.

– Не соберется, – покачал головой князь. – Есть у меня предчувствие, что им будет не до того… Хорошее тут болото. От Азова не видно, с галер тоже. Вон, мыс какой выпирает. Со степи тоже. Верст десять густых кустов да топких плешей. Схрон в таких местах делать сподручно. Боюсь, его, родимого, строить и придется.

– Зачем он нам, княже, за полтораста верст от дома?

– Потом расскажу. Если «срастется». Прикину еще кое-какие мыслишки… Авось, и выйдет.

– Загадки у тебя все, княже, загадки…

– Боюсь сглазить. Место запомнил, атаман? Тогда возвращаемся.

Они скакали назад по степи, уже похожей на мелко заштрихованную бумагу. Каждое утро теплое весеннее солнышко пробивало в насте талые норки, которые постепенно сливались в полоски, и каждую ночь зима отбивала атаки, прихватывая землю. Но вновь приходил рассвет – и холод отступал, оседал вниз вместе со снежными сугробами. Март еще не перевалил за середину – а здесь, на юге, вовсю наступала весна. Скоро потекут настоящие ручьи, сольются в протоки, скатятся в реки – и разольется половодье. Время, когда мир превращается в острова, и в отрезанных от соседей, от друзей и от врагов крепостях остаются только два развлечения: пиво и вино.

При мысли об этом князю Сакульскому становилось жутковато.

Но все оказалось не так страшно. В веселый праздник первого апреля – о котором здесь, впрочем, никто еще не подозревал, – случилось знаменательное событие: в остроге закончилось хмельное. То есть – абсолютно, целиком и полностью. Все запасы оказались истощены. Если Андрей правильно понял порядок казачьей жизни, то это означало, что у них наступал «сухой закон» самое меньшее на полгода: до тех самых пор, пока вернувшиеся после набегов православные воины не съездят в ближайшие селения и не сменяют зипуны на свежесваренное пиво или южное яблочно-вишневое вино.

Казаки сделались серьезнее, начали проверять замки пищалей и запасы пороха, точить сабли и ножи, править топоры. Вытащили на свет божий упряжь и проверили все седла, ремешки, колечки и карабины. Церковь витязи посещали теперь не только на заутрене, но и на вечерне. Правда, к исповеди пока не подходили. Зверев тихо подозревал, что церковный кагор тоже был выпит – но мог и ошибаться.

– Скажи мне, Саразман, – перехватил он как-то атамана. – Вам ведь не первый год припасы на стругах сплавляют. А куда все лодки пропали? Их у вас уже за сотню накопиться должно!

– Насчет сотни не знаю, – почесал в затылке Рваное Ухо, – но с половину точно есть. У Громыславского омута их с два десятка будет. Они и рыбу ловят, и вверх по реке ходят. Еще несколько в других острогах по всякой нужде используются. У нас, княже, никакое добро долго не залеживается. Налетят татары – р-раз, и уже сгорело. Что за стенами, то уберегаем. Что снаружи – за год-два, на третий уж точно пропадет. Изведут ногайцы.

– У меня тут есть пятнадцать, – начал загибать пальцы Андрей, – еще два десятка на омуте, с десяток по другим острогам можно нагрести. Будем считать, сорок. Мало ли чего? Может, прохудились какие или нужны до зарезу. Двадцать-двадцать пять человек в струг посадить можно. Сорок умножить на двадцать пять – это же тысяча получается! А, атаман? Наберут донские казаки тысячу воинов?

Саразман замялся.

– Хорошо. У меня почти семь десятков своих бойцов. Хотя бы девять сотен соберешь?

– Восемь наберу точно, – без особой уверенности пообещал атаман. – Я же уж сказывал, восемь сотен у нас в походы набирается. Ну, может, чуть меньше…

– Восемь! – решительно отрезал Зверев. – Больше можно, меньше нельзя. Ты на сколько людей припасы получаешь? Вот отсюда и считай!

– Струги, люди… Куда ты плыть собрался, княже? Под азовкие пушки гибнуть поведешь, али к галерам?

– К галерам, – признался Андрей. – Кстати, беглые невольники не рассказывали, где на них пороховой погреб?

– Спереди под палубой, – буркнул Рваное Ухо. – От пушек недалеко и от воды зелье не сыреет. Стреляют споро, за полверсты дерево могут снести.

– Да не бойся ты, Саразман. Умирать не придется. Управимся мы с галерами, ничего они нам не сделают. Я с вами пойду. А мне в мир иной еще ох как рано!

– Как же с ними управишься? Даже не подойдешь!

– А ночью?

– Белый струг на воде в любой мгле различишь! Рази токмо углем зачернить?

– Лунной ночью все равно заметят. Другая у меня есть мыслишка. Вплавь нужно подкрасться, на корабль забраться и команду всю порубить, а галеру себе забрать.

– Окстись, Андрей Васильевич! Холод какой! Окоченеем в воде!

– Жиром можно обмазаться, чтобы не так тело выстуживало. Или в одежде поплыть, одежда и в воде тепло хорошо держит.

– А вдруг потонем? Нехорошо это, княже, тонуть православному человеку… Давай лучше всей ватагой к Перекопу попытаемся пробиться? А там ты что-нибудь придумаешь!

– Вот, леший… – покачал головой Андрей. – Ну, коли так, слушай сюда: я, я лично со своими холопами галеры захвачу! Вам же вслед за мной лиман только пройти останется и на стругах до Крыма доплыть. Там высаживаться можно, где пожелаешь. Побережье большое, вдоль всего крепостей не выставишь. Ну, а не смогу я галеры взять – так и у вас хлопот никаких. Согласен?.. Чего думаешь, казак? Согласен ты османов побить, или так мяться и будешь?!

– Ну, коли не в воде биться, так милое дело поганым кровушку пустить. Мы на Дону смерти никогда не боялись!

– Тогда людей собирай и струги. Ради малого наскока все это смысла не имеет.

– Коли всех собирать – это к омуту скакать надобно. Круг там затевать.

– Ну, так поехали!

Налегке да на перекладных переход к соседней казачьей крепости занял всего половину дня. В отличие от острога, это была именно крепость: внушительного размера, стены в полторы сотни саженей длиной, угловые бастионы, посады вдоль реки. Башнями, правда, городок не разжился, но тын по гребню шел толстый и прочный, в два роста высотой, с бойницами подошвенного боя и мостками для обороны верха стены. А вот посады подкачали. Все постройки около Громыславы были мазанками: деревянный каркас, забитый глиной пополам с травой и крытый конскими шкурами.