Денис Юрин - Самый сердитый гном

Сильные пальцы гнома все крепче и крепче сжимали шею нападавшего. Безумно выпученные глаза, круговые взмахи потерявших силу рук и жалобный хрип из горла жертвы не могли смягчить гномьего приговора. Пархавиэль не задавал себе ненужных вопросов, его не интересовало, почему человек напал на него и кто он таков. Он враг, враг должен быть уничтожен – вот высшая истина, перечеркнувшая вмиг наивные представления о добре и зле и сведшая на нет все писаные и неписаные законы.

Испугавшись, что обычный мордобой мог вот-вот превратиться в хладнокровное убийство, несколько человек повскакали с мест и кинулись на помощь готовому отойти в мир иной Семилю. В принципе, их мало интересовала судьба бродяги и вора, который вскоре наверняка пополнил бы ряды висельников, но умерщвление негодяя прямо в «клетке правосудия» подорвало бы основы законности и значительно ужесточило бы приговоры остальным заключенным, имевшим несчастье находиться в узилище в этот момент.

Пара рук вцепилась Пархавиэлю в плечи, кто-то зачем-то схватил гнома за ноги, а двое рослых и сильных верзил пытались разжать его левую кисть, пальцы которой как раз и сжимали горло. Громкие чертыхания и шумная возня миротворцев все-таки привлекли внимание стражников. Сильный удар тяжелой дубинкой по затылку заставил Пархавиэля упасть на колени, сознание мгновенно упорхнуло из головы гнома, погрузив его в тяжелое беспамятство. Пальцы разжали мертвую хватку, но было уже поздно, бездыханное тело Семиля грузно повалилось на пол.

Скольжение по наклонной плоскости стало самым страшным кошмаром Пархавиэля. Реальность распадалась: Рушились здания и своды пещеры, земная твердь накренилась и разорвалась. Гномы, повозки, осколки домов и строений скатывались в бездонную пропасть небытия, в царство вечного мрака и холода, во всепоглощающее ничто. Крики страха и отчаяния тонули в грохоте падающих камней и катящихся под уклон обломков предметов, бывших еще совсем недавно частями этого гибнущего мира.

Пытаясь спастись, Пархавиэль прижался к земле и изо всех сил уцепился за торчащий из грунта камень, который вдруг ни с того ни с сего растаял у него в руках, рассыпался в прах. Поверхность накренилась еще сильнее и стала гладкой, как отполированный до зеркального блеска стальной щит. Конечности не находили опоры, и гном начал медленно скользить вниз, с ужасом осознавая, что через несколько мгновений умрет, сгинет в разверзшейся за его спиной бездне. Напрягая остаток сил, Пархавиэль принялся карабкаться вверх, но гладкая плоскость, бывшая еще минуту назад землей, продолжала неуклонно накреняться, пока не застыла почти в вертикальном положении.

Каким-то чудом гному все же удалось зацепиться на отвесном и скользком склоне, он оторвал взгляд от зеркальной глади и огляделся по сторонам. Ничего не было, только пустота и мрак простирались вокруг. Мир погиб, был уничтожен могущественной и неизвестной силой. Он остался один, без надежд и стремлений, без друзей и цели существования. «Ну и что же мне делать?» – возник в голове вопрос, на который тут же нашелся самый логичный ответ. Пархавиэль разжал руки и прыгнул в великое ничто. Он летел долго, крича и непроизвольно махая руками, потом был удар, боль и незнакомые голоса…

– Вроде бы очухался, ваша честь, – прозвучал над ухом Пархавиэля пропитой мужской бас, гулкие отголоски которого еще долго блуждали в голове гнома.

– Не называй меня так, болван, я тебе не судья! – раздраженно возразил ему другой голос, более мягкий и напевный.

– Ну и как же мне к вам обращаться?

– А ты не обращайся, не обижусь. Сделал свое дело и пшел вон, холоп!

– Как прикажете, ваша ч… – осекся обиженный стражник, и его кованые сапоги загрохотали по каменным плитам пола.

Мерное потрескивание поленьев в камине и звон капель, падающих с потолка, раздражали слух Пархавиэля, но их его болевшая голова еще могла вынести. Другое дело тяжелая поступь охранника и прощальный хлопок железной дверью – они разорвали мозг, заставив гнома скорчиться от боли и нарушить тишину подземелья диким криком.

– О черт, так и оглохнуть можно… ты уж потише, дружок, – вновь прозвучал мелодичный голос, сопровождаемый легким постукиванием каблуков и скрипом старого, рассохшегося кресла. – Даю тебе минуту, чтобы открыть глазки и подобрать сопли! Дал бы больше, но времени нет, да и сыровато здесь, неуютно как-то…

Повинуясь не столько наглому требованию незнакомца, сколько вполне естественному желанию увидеть очередного мучителя, Пархавиэль открыл глаза. Помещение было мрачным и навевало изможденному гному мысли о самоубийстве. Пламя камина и двух небольших факелов освещало серые влажные стены и огромный деревянный стол, на котором в идеальном порядке был разложен богатый инструментарий местного палача. Из полумрака едва выступали смутные очертания дыбы, филанийской козы и прочих замысловатых приспособлений для препарирования души и тела в целях получения признаний.

Комната дознания была знакома гному, он был здесь вчера и самолично убедился в эффективности каждого из агрегатов. Палач и его подручные трудились долго, но безрезультатно. Крича от боли и осыпая проклятиями заплечных дел мастеров, гном «молчал» и никак не сознавался в якобы содеянных им преступлениях.

С тех пор комната пыток немного изменилась: уже не было омерзительных луж крови на полу, а возле камина появилось широкое кресло с высокой спинкой, на котором в задумчивой позе восседал неизвестный человек в объемистом красно-синем балахоне. Узкая бородка клинышком делала незнакомца похожим на молодого безрогого козла. Длинные тонкие пальцы, сложенные в замок, и забавные завитушки по краям бороды подчеркивали изысканный вкус и утонченность натуры странного посетителя.

«Невысок, щупл, костляв… – мгновенно оценил собеседника Пархавиэль и решительно поднялся с пола. – Сейчас двину ему по макушке и бежать, авось повезет!»

– Не выйдет, – меланхолично произнес незнакомец, как будто прочитав мысли гнома, – за дверью несколько стражников и во дворе дюжины три-четыре, так что геройствовать не советую, тебе же дороже будет, – лукаво прищурил глаза незнакомец и обаятельно улыбнулся.

Прозорливость и спокойствие человека остудили проснувшийся было воинский пыл Зингершульцо, а необычный покрой платья привел в замешательство. Напрягая память, гном нахмурил брови так сильно, что на его широком лбу появились весьма рельефные складки. Он пытался припомнить, где и когда мог видеть людей в похожих одеяниях, но ничего не приходило на ум, кроме сумбурных воспоминаний об одном из эпизодов казни, мимолетно виденном им из-под покрова овечьей шкуры.