Дмитрий Казаков - Я, маг! (сборник)

Поворачиваясь к югу, Харальд на миг прислушался к продолжающему жить обычной жизнью лесу. Река шумела, но в остальном царила полная тишина. Филин, похоже, бежал, устрашившись магии.

Усмехнувшись собственным мыслям, Харальд принялся читать обращение к Огню. Повинуясь ритмичным, странно звучащим словам, появилась на свет колонна, свитая из ярко-алых струй. От нее исходило мощное гудение, словно сразу сотня майских жуков вздумала поработать крыльями над самым ухом Харальда. От рдяного столпа шел ощутимый запах гари...

С Землей получилось проще всего, несмотря на все сильнее давящую усталость. Зеленая колонна ползла вверх быстрее прочих, хоть и издавала при этом чавкающие неприятные звуки. От нее пошел очень сильный аромат сырой плодородной земли, чернозема.

К Верхнему миру пришлось обращаться, задрав голову. Очень неудобно, затекает шея, начинает болеть голова. Но иначе никак, в любом другом положении слова заклинания не будут «услышаны».

В черном как деготь небе, подчиняясь воле мага, постепенно проявился и стал наливаться серебристым свечением огромный крест. Концы его дрожали, словно на ветру, а из самой середины лился тонкий, едва слышный хрустальный перезвон. Когда Харальд закончил, крест лег огромным телом на четыре стихийные колонны, и те ощутимо просели, словно под настоящей тяжестью.

Шестую силу Харальд вызывал, будучи уже на пределе сил. Руки дрожали, язык заплетался, как у записного пьяницы, а в голове поселилась холодная пустота – верный признак перенапряжения. Земля под ногами исчезла, а висеть над черной бездной, откуда доносится мощный рокот, – не самое приятное ощущение.

Из тьмы постепенно проступил крест – двойник верхнему, только черный. Он беззвучно выплыл из рокочущего провала и своеобразным фундаментом подпер магическое строение из четырех столбов.

Светился золотом чертеж вокруг, и в звенящей в ушах тишине посетила вдруг Харальда крамольная мысль. «Зачем я делаю это? Для чего мне этот замок, эта война, месть?» – подумал он, обливаясь холодным потом. Лишь жжение в ладонях, напомнившее о том, что долго держать заклинание в напряжении, как и тетиву лука, нельзя, позволило сосредоточиться.

Он глубоко вздохнул, отгоняя сомнения, и начал финальную часть заклинания. Пока говорил, кругом ничего не менялось, молчал лес, дрожало в напряжении чародейское сооружение – ставшее видимым заклинание.

Зато когда было произнесено последнее слово, все пришло в движение. Словно невиданной силы вихрь закрутился вокруг мага, ломая и смешивая казавшиеся несокрушимыми колонны. Раскинув руки, Харальд стоял в центре бури. Его трясло, мотало, словно в водовороте, но он упорно стоял, не давая стихиям сбить себя с ног.

Из корчащегося, как полураздавленный червь, холма, словно зубы из десен, лезли стены замка, ровные, толстые, словно только что сложенные. Прямо перед Харальдом диковинным стеблем прорастал донжон. Стоял жуткий шум. Свистел ветер, грохотала вода, ревел огонь и стонала земля, создавая дикую какофонию, что легко свела бы с ума обычного человека.

Но Харальд стоял. Прокусив губу до крови, он успел еще увидеть, как начинает гаснуть, таять, как лед на весенней реке, магический круг со всеми его фигурами. Только когда последняя линия перестала светиться, маг позволил себе упасть в обморок.

Когда очнулся, было утро. Небосвод сиял голубизной, обещая теплый день, беспечно свистели где-то птицы, но вокруг был уже не голый холм, покрытый лишаями руин, а могучее, хоть и небольшое, укрепление. Грозно торчали зубцы на десятисаженных стенах, двойные ворота выглядели непреодолимыми для любого тарана.

С трудом Харалъд поднялся, встряхнул тело, больше похожее по состоянию на мешок со слизью, и двинулся к воротам, оказавшимся открытыми; мост за ними был соответственно опущен. За стенами обнаружился запланированный ров. Вода из реки успела заполнить его и весело колыхалась под легким ветерком. Наклонившись, Харалъд разглядел даже свое отражение, встрепанное и поникшее.

Решив осмотреть замок со стороны, Харальд отошел саженей на двадцать. Поднял глаза, и обомлел: над донжоном колыхался, демонстрируя себя во всей красе, флаг. Белый, как снег, как молоко, как свежевытканное полотно.

Гладкий, без каких либо знаков, стяг – принадлежность Владетеля. «Владетель – это маг, которого признала земля» – донесся из далекого прошлого голос Хельги.

«Вот как! – прошептал Харальд. – Белый цвет, знак пустоты, холода и равнодушия. Неужели это мой?»

«Твой!» – насмешливо свистнул ветер, пролетая мимо.

«Твой!» – прошептала шумящая неподалеку река «Твой!» – уверенно подтвердил, шурша листьями лес.

«Твой!» – улыбнулось солнце, бросив теплый луч Харальду в лицо.

«Твой!» – молчало небо, огромный лазурный глаз без зрачка.

И когда понимание того, что с белым цветом на флагах, с холодом и пустотой ему жить теперь всегда, наполнило сердце, Харальд упал на колени и закричал.

Кричали так, что испуганные прохожие шарахались от дверей «Спившегося демона», вдруг и впрямь там пируют выходцы из Нижнего мира? Нет уж, лучше сторонкой обойти...

Сами вопящие издаваемые звуки называли пением и были собою очень довольны И откуда взяться недовольству, если ты сидишь в хорошей компании, да после пяти кружек пива? И как тут удержаться от песни?

Не жди ты, красотка, вояку домой!

Он голову в битве сложит!

Пусть каркает ворон над ним вороной!

Он славно, он славно пожил!

Наемники допели, утерли слезы, которые и должна вызывать всякая жалостная баллада, и тут же кто-то грохнул кулаком по столу:

– Хозяин, пива!

– Промочим глотки! – поддержал высказавшегося товарищ.

Харальд расслабленно облокотился о стол. Горло после громогласно исполненной песни саднило, требуя жидкости. Почти так же горело сердце, отвечая зову захватившей Бабиль в плен весны. Хотелось действовать, совершать подвиги, на худой конец любовные. А приходилось слоняться по кабакам и ждать заказов.

Денег у Харальда после работы на Владетеля, закончившейся осенью, оказалось достаточно, чтобы прожить в сытости и покое несколько лет. Но кого интересует покой в двадцать четыре года? Разве что ненормального...

Невозможность хоть на шаг приблизиться к мечте угнетала даже больше, чем скука. Практиковать магию Харальд боялся, опасаясь привлечь внимание Владетелей, а шансов обрести достаточную силу, чтобы бросить им вызов, не находилось. Всю зиму провел в гулянках, заглушая тоску.