Грёзы и предостережения (СИ) - Собран Энжи

На спокойном, словно застывшая маска, лице мелькнула… досада? А меня пронзило сожалением — рейттар сегодня фонтанирует эмоциями, а я так слаба и невнимательна, что даже самые сильные из них уловить и разобрать не могу.

— Издеваешься? — и я расслышала нотки усталости в его голосе: — Если я отнесу тебя в ванну — потеряю контроль, — выдал раздраженное признание мужчина, громко скрипнув зубами.

Чувствуя, как от этих слов брови поползли наверх, а глаза, я точно это ощущала, приготовились выпрыгнуть от изумления — контроль был такой же незыблемой характеристикой Оретта, как и расчетливость, выверенность каждого движения. Тогда как объяснить эту суетливую беспорядочность выбивающих нервный такт по бедру пальцев?

— С чего бы это? Ты же не испытываешь никакого интереса к моему жалкому телу, — ехидно со скрытой горечью пробормотала я, вспоминая свои отчаянные попытки соблазнить этого истукана, испытывая непреодолимое желание убедиться в сказанном. Пусть на миг, но увидеть, как эта скалистая глыба теряет контроль…

От всех этих попыток понять, разгадать, получить подтверждение стало так тошно, что я не выдержала:

— Ладно, чего уж там. Говори, я слушаю, — выпалила быстро, не давая себе передумать, будто с разбегу забежала в холодную воду и затаилась в ожидании: — Только быстрее, — поторопила я и под смущающим взглядом добавила, пожимая плечами: — Кушать хочется, — и тут же обнадежила: — Перебивать больше не буду.

Изобразив на лице внимательное ожидание, отгоняя вновь нахлынувшую волну слабости и борясь с новым приступом тошноты, нетерпеливо уставилась на, неспешащего делиться сокровенным, мужчину.

Смятение. Единственная эмоция, которая сейчас властвовала над Ореттом. Ему так много нужно было сказать, так во многом следовало признаться, открыть душу, пустив ее туда, куда он поклялся никого не пускать, и где она уже давно и прочно обосновалась, несмотря на все его ухищрения. С того самого первого раза, когда увидел ее на площади — маленькую, испуганную, беззащитную и смотрящую так смело и прямо, что это взгляд будоражил все внутри него и это состояние не позволяло ему так просто оставить незнакомку. Как хотелось ему огородить ее от этого всего. Оставить в рейте под своей защитой, без всяких титулов и ролей, и просто наслаждаться ее присутствием рядом столько времени, сколько ему было отмерено.

Но сейчас… Все вышло совсем не так, как он предвидел. С самого первого мгновения их встречи, все наперекор ему вело ее туда, где она окажется в круге с Некодосом… Теперь же тот мертв и казалось бы можно вздохнуть расслабленно и свободно. Только почему же так не спокойно на сердце?

Дернулся вперёд, придвигаясь ближе, вгляделся в зелень любимых глаз и, не выдержав этого отстранённого выражения, отвернулся к окну. Ему бы радоваться, что он снова добился цели. Только почему же так больно видеть ее такой чужой?

— Ещё там, на площади, едва разглядев зелень твоих глаз на заляпанном грязью лице, я понял, что ты будущая предводительница рейта, — начал Оретт свою утомительную исповедь: — Именно таких, как ты выбирает дракон — смелых, честных, чистых… Но было одно большое "но" — Некодос. Все шло к тому, что следующим Предводителем станет или он или Киариз, а отдать тебя в их руки я не мог. Поэтому Барире, по моей просьбе, обработала твое платье специальным ароматом, а я…, - рейттар запнулся, вспоминая, как в этот самый день тушил пожар, так вовремя занявшийся на стене, — …Вынужден был отлучиться, хотя и надеялся успеть вернуться до прыжка, — он вновь прервался, следя за тем, как восходящее светило окрашивает вершины деревьев и, гася в себе порыв, рассказать о том страхе, что он испытал и о той связи, благодаря которой нашел… Сейчас он знал, что почувствовал бы ее даже на другом конце мира, что уж говорить про соседний остров.

— Как бы то ни было, ты все же прошла запечатление. Я знал, что тебя ждёт…, - Оретт снова замолчал, собираясь с мыслями и откидывая те, говорить о которых сейчас было неуместно. Ну, не признаваться же ему в том, что он никогда не мечтал стать Предводителем, ему и обязанностей тиера было выше головы. Да, и сам брачный полет вызывал у него отторжение и гадливость. Но когда на кону встала она… Тряхнул головой, прогоняя все эти мысли.

— И ты отправился в брачный полет, чтобы стать Предводителем? — с заметной грустью спросила Рина, и рейттар вздрогнул — ее уязвимость и боль была для него ощутимее, чем собственная.

— Отправился, — горько усмехнулся Оретт, — мы должны были тебя догнать.

— Почему вы не сделали того, что должны были? — тихо поинтересовалась девушка, и он понял, про что она спрашивает.

— Ты была не готова. Вся фонила страхом, болью и отвращением. Я знал, что если дотронусь до тебя и возьму больше, чем ты готова дать, потеряю, — поморщившись, бросил он, вновь возвращая взгляд к листве за окном.

— Но уже вечером я готова была отдать тебе все, — с горьким упрёком пробормотала девушка, комкая краешек простыни в руке.

— Я…, - Оретт растерялся, не зная, что ответить. Он никогда не оправдывался, жил не перед кем не отчитываясь, и не давая никому объяснений, и всегда поступал так, как считал нужным. Сейчас же приходилось объяснять, и это было очень непросто: — Я не хотел, чтобы ты влюблялась в меня.

— А почему я должна была влюбляться в тебя? — с вызовом и обидой воскликнула Рина.

— Не должна, — грустно улыбнулся он, ощущая горечь признания на устах, — но девушки обычно привязываются к тому, с кем проводят жаркие ночи.

Несколько долгих ударов сердца в сгустившейся тишине она смотрела на него, потом на миг, прикрыв глаза, устало полюбопытствовала:

— И зачем тебе была нужна моя «нелюбовь».

— Это уже не важно, — отмахнулся Оретт.

А она разозлилась, вспыхнула, подобно огоньку на стене:

— Раз я спрашиваю, значит важно! — отрезала грубо.

Рейттар вновь отвёл глаза, пряча свои чувства, что готовы были выплеснуться на волю:

— Я видел, свое позавчерашнее сражение с преобразившимися.

— Видел?

Он повернулся, приблизился, встав за спинкой кресла, в этот раз ему хотелось видеть ее лицо.

— Да, это дар или скорее проклятие моего рода. Выхватывать частички видений прошлого, настоящего или будущего…

— Ты ясновидящий?

— Если бы это было так, — он даже рассмеялся, — то, что я вижу скорее кусочки какого-то полотна, из которого только ещё предстоит пошить вычурный костюм без лекал… Я никогда не вижу всю картину целиком. Только ключевые события, к которым она приведет.

— И ты решил, что умрёшь? И решил, спокойно дождаться смерти и позволить нам отпеть тебя? — презрительно выплюнула Рина.

Оретт не выдержал, пальцами сжал тонкую деревянную спинку кресла так, что она раскрошилась в труху, но голос его прозвучал тихо и бесстрастно:

— А что твоя смерть от рук Некодоса была бы лучше? Или толпа преоьрившихся разрывающих беззащитных детей? Или предпочла бы похоронить Нарсара и Айвира?

— Значит, решил пожертвовать собой? — горько усмехнулась Рина.

— Решил, — такая же горькая улыбка в ответ, — но перед этим хотел обезопасить вас, передав власть достойному.

— И тебе это удалось, — хмыкнула она.

— Удалось, — кивнув, признал Оретт.

— Это все что ты мне хотел сказать? — взлетела вопросительно изогнутая бровь.

— Все, — невольно качнулся он на пятках, чувствуя, как на щеке пульсирует напряженный нерв, а в груди все разрывается на мелкие осколки.

— Уходи, — еле слышно попросила Рина, за густыми ресницами пряча свои чудные глаза.

Рейттар лишь усмехнулся, делая шаг к двери. Что ж он добился своего. Снова преуспел. Впрочем, как и всегда…

— И Оретт тебе не удалось, — бросила она ему в спину.

Мужчина застыл у двери с напряженно выпрямившейся от этого неожиданного выпада спиной:

— Что? — и столько затаенной надежды было в этом коротком возгласе, что Оретт поморщился.

— Ничего, — отмахнулась от объяснений Рина.