Превозмоганец-прогрессор. Дилогия (СИ) - Серг Усов

Не вставая на ноги, следующего противника Егоров встретил ударом ноги в коленную чашечку. Не сломал, но остановил надёжно. Затем, взвившись в прыжке, пробил разбойнику ногой в голову.

Попаданец успел только заметить, как бандит — в явном нокауте — отправился в короткий полёт, как почувствовал резкую, режущую боль в левом плече и от её безумного нарастания потерял сознание.

— Какой же ты дурачок, Игорь, — сказала державшая его голову у себя на коленях Тания, — Когда Лойм уложил тех двоих, тебе надо было чуть подождать, пока на оставшихся я Сковывание кину. Забыл, что ли, как мы тех патрульных Роевских сделали? Честное слово, я бы тебя сейчас убила. Только мой резерв опять пуст, как твоя голова.

Попаданец обратил внимание, что у иск-магини красные глаза. Плакала, что ли? Тут он заметил и державшего его за правую руку Кольта, и стоявшего у него в ногах в направлении на солнце Лойма — светило находилось как раз за головой наёмника, и казалось, что бывший десятник в бою обзавёлся нимбом.

По солнцу Егоров определил, что пролежал он в бессознательном состоянии никак не меньше четырёх часов. Видимо, столько потребовалось ждать Тании, чтобы восстановить энергию хотя бы для одного заклинания Лечение. И всё это время соратники за него волновались.

— Дай, я встану, — пошевелился Игорь и вновь почувствовал боль в левом плече, правда, уже не острую, а ноющую, — Таня, не держи меня.

— Только вот попробуй встать, — погрозила ему иск-магиня, поднеся свой кулачок прямо к его носу, — Жди теперь, пока я на второе заклинание энергии не накоплю. Вылечу, тогда… тогда мы с тобой обсудим…

— Я думал, что тебя убили…, - вдруг разревелся Кольт.

А ведь пацан считает себя взрослым, подумал Игорь, не должен плакать. Однако, говорить мальчишке ничего не стал — почувствовал, как наливаются усталостью глаза, и закрыл их.

Интерлюдия 2

Парн Кулик не мог не проводить своего бывшего приятеля Утоша в чертоги Порядка. Всё же, почти восемь лет детьми они провели вместе в одной подростковой банде, где Утош был её последним главарём и единственным, кто в ней оставался до сегодняшнего дня, когда палач вот-вот начнёт увечить и терзать его тело до смерти.

— Мне здесь ничего не видно будет, Парн, — капризно сказала Эмиля, — Утоша уже скоро приведут, давай куда-нибудь поближе пролезем?

— Куда? — хмыкнул Кулик и не сильно, в шутку ущипнул подругу за задницу, — Встанем рядом с благородными господами и уважаемыми горожанами? Хочешь, чтобы после казни нас самих там плетьми ободрали? Стой уж здесь. Я тебя приподниму, когда начнётся.

В Пелоне всё было большое — так говорили приезжавшие в город гости, и не верить им Парн причин не видел. Вот и огромная центральная площадь раскинулась между городской ратушей и дворцом герцогини, королевской наместницы в самой крупной провинции Ливора, на целых две сотни шагов в ширину и четыре с половиной сотни в длину. По её периметру располагались ещё и храмы Порядка и Хаоса, особняки городской стражи и отделения королевской тайной службы, здания Торговой, Морской и Ремесленной гильдий, Ливорский королевский банк и штаб Братства наёмников.

На площадь выходили сразу девять улиц, в начале одной из которых, в окружении таких же небогатых горожан, сейчас и находилась молодая пара.

Все жители Пелона — от нынешнего главы герцогства, которой последние одиннадцать лет являлась родная младшая сестра величайшего из королей Вернига Второго Ливорского, до последнего нищего, обитающего возле мусорных куч или портовых ям с рыбными отбросами — гордились своим городом. Семнадцатилетние Парн и его подруга Эмиля не были исключением, и сейчас с некоторыми нотками гордости смотрели на огромную толпу запрудившую в этот полдень пространство вокруг лобного места — последнего приюта их старого приятеля.

— А ну, пошла с дороги, мерзавка, — грубо оттолкнул Эмилю припозднившийся на веселье богато одетый господин, вместе с чуть более молодой спутницей — явно, супругой — двинувшийся сквозь толпу к помостам, оставив свои носилки с рабами возле ограды трактира Гермаса.

Лицо грубияна, толкнувшего Эмилю, Парну показалось знакомым, хотя так и не вспомнил, кто это. Разумеется, вступаться за подругу парень и не подумал — ничем хорошим ни для него, ни для неё это заступничество бы не закончилось, но по-своему Кулик с обидчиком всё же рассчитался. Любимые кусачки у вора всегда были при себе, и когда зрелище на площади завершится, а может и раньше, богач обнаружит, что толстая золотая цепь, украшавшая запястье его левой руки, той самой, что толкнула Эмилю, отсутствует.

Парн усмехнулся, обняв покрепче за талию подругу одной рукой и с удовольствием погладив другой уложенную в карман добычу. Ощущения от обоих касаний были приятными.

— Поднимай, уже ведут! — потеребила его за рукав девушка, когда по площади пронёсся радостный шум.

На грубость, проявленную богатым господином, Эмили разумеется внимания не обратила — ей не раз в своей короткой жизни приходилось терпеть и гораздо более худшее отношение.

Подхватив лёгкую подругу, Парн разместил её у себя на плече — пусть любуется. Ему-то смотреть на мучения старого приятеля, пусть отношения с которым в последний год сильно испортились, не очень-то и хотелось.

Мог ли когда-то в их банде малолеток кто-нибудь даже представить, что один из них однажды будет казнён, как особо важный или прославившийся преступник, на центральной площади Пелона? Вряд ли. Впрочем, Утош сейчас расплачивался за преступление, которое не совершал — можно сказать, сам себе такую судьбу выбрал.

Приятель и бывший главарь Парна слишком долго держался за власть над малолетками, не хотел переходить в старшие. Но, жизнь берёт своё, и когда Утошу исполнилось шестнадцать, и он стал явным переростком, то выяснилось, что многие его бывшие подчинённые уже стали уважаемыми парнями в старших бандах, а ему ещё только предстояло начинать там свою карьеру.

Кулик, к тому времени, чем-то приглянувшись самому Добряку — одному из трёх авторитетов Пелона, контролировавшему порт — стал его ближайшим помощником, и искренне предлагал своему бывшему главарю место в портовой банде. Однако Утош в грубой форме отказался — идти шестёркой в организацию, где одним из заправил является тот, кому часто отвешивал подзатыльники, он категорически не захотел. За что и пострадал.

Когда на помосте один из палачей толстым железным прутом перебил Утошу первую руку, дробя кость, и над толпой пронёсся громкий возбуждённый шум, едва не заглушивший вой мученика, Эмиля так сильно сжала свои пальцы лежавшей на затылке Перна ладони, что тому стало больно.

— Ты там полегче, — сказал он, потеребив её коленку, — А то раздавишь мою несчастную головёнку.

Подруга ничего не ответила, зачарованная представлением, но хватку ослабила. И больше не давила, даже когда палачи приступили к разбиванию других костей Утоша.

Четыре дня назад в принадлежащий Добряку трактир "Отдых у причалов", с момента своей постройки три года назад ставший одним из самых престижных во всём Пелоне, зашли на обед командир стражи портового района Шолт Абиссер и начальник пелонского отделения королевской тайной службы лэн Церн Ярис.

Ничего необычного в том, что эти служители закона часто наведывались в заведение одного из главных городских преступных авторитетов не было — для всех законопослушных горожан Добряк являлся торговцем Огулом Ремигом, уважаемым членом правления гильдии. Конечно, служители закона хорошо знали и о другой стороне его жизни, но — как говорят у них в Пелоне — не пойман не вор. К тому же, и командир стражи, и начальник тайной службы всегда обедали или ужинали в трактире бесплатно, даже когда приходили в него с семьями или друзьями. Мало того, в прошлом году лэн Ярис в "Отдыхе…" даже помолвку своей старшей дочери отметил, не заплатив ни тала. Проще говоря, Добряк и пелонские служители закона давно нашли общий язык и взаимную выгоду.