Лекарство от любви (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович

Часа через три после рассвета, однако, дорога вновь стала мощеной. Очевидно, до кого-то наконец дошло, что глупо разбирать дорогу перед собственными беженцами, а разбирать ее за ними нет времени, да и теперь уже, видимо, смысла. Кай, впрочем, недолго радовался этому обстоятельству, ибо, хотя скорость несколько возросла, каждый удар копыта по твердому камню теперь еще отчетливее отдавался в его заду.

Вскоре впереди показалась и первая за многие дни неразрушенная деревня; тракт разрезал ее надвое, превращаясь на этом участке в ее главную улицу. Кай промчался по этой улице, и звонкий стук подков по камням был единственным звуком, нарушавшим ее мертвую тишину. Деревня, конечно же, была пуста, но дома стояли целые, и в большинстве окон даже уцелели стекла. Двери, впрочем, были нараспашку, и повсюду виднелись следы прошедшей здесь толпы, наверняка выгребшей все съестные припасы, которые теперь никто уже не травил и не уничтожал. Тем не менее, Кай был бы рад остановиться здесь, дав хоть немного отдыха себе и коню, которому становилось все хуже — все тело вороного покрыл мылкий пот, дыхание сделалось тяжелым и хриплым, и всадник мог ощутить коленями, как отчаянно колотится лошадиное сердце. Но, даже если бы обреченный конь слушался команды «тпрру!», Кай не стал бы этого делать. Перед деревней он, не в первый уже раз, извлек из-под куртки кинжал и наполовину вытянул его из ножен. Там, в подземной конюшне, сразу же после того, как Кай вытащил клинок из груди Изольды и обтер его от крови, тот сиял алым светом на все подземелье чуть ли не ярче факела. Теперь — лишь тускло светился багровым. Кай понимал, что днем на улице, даже при пасмурном небе, свет того же источника всегда будет казаться слабее, чем во мраке подземелья — но столь же хорошо понимал и что дело не только в этом. Время Изольды таяло с каждой минутой — и с каждым мгновеньем.

В нескольких милях за деревней тело коня пробрала крупная дрожь, голова мотнулась, роняя кровь из ноздрей — а затем хриплое, храпящее дыхание оборвалось. Но ноги продолжали все так же размеренно высекать дробь из булыжника. Кай ожидал этого, и все же ему сделалось не по себе. За последние месяцы он повидал достаточно трупов — не то что лошадиных, но и человеческих — и сам уже не раз отнимал жизнь, но ехать верхом на мертвом существе… В первый миг ему было даже трудно поверить, что это действительно происходит, что его скакун мертв — но липкий конский пот быстро высыхал на холодном ветру, и почти столь же быстро остывало тело между коленями Кая. «Это то же самое, что машина, сделанная из дерева, которое тоже когда-то было живым», — сказал себе Бенедикт. Насколько все же сильно наше отношение зависит не от сути, а от терминологии… В любом случае, ему ничего не оставалось, кроме как скакать дальше — на мертвом коне, с мертвым телом женщины, привязанным перед седлом. Для Изольды, кстати, это хорошо — ей ведь нужен холод. Жаль, что они с ней не подумали об этом заранее. Возможно, надо было перерезать вену на шее коня сразу после активизации заклятья…

Едва различимое сквозь тучи солнце перевалило за полдень и начало свой спуск к закату. Кай миновал, не заезжая внутрь, довольно крупный город, хотя по сравнению со столицей это был всего лишь городок — еще недавно здесь жило тысяч сорок. Ворота были закрыты, и над башнями по-прежнему реяли имперские флаги. Остался ли внутри кто-то живой? Может быть, сейчас имперцы, по причинам спешки, и без того гигантской толпы беженцев и, главное, поменявшейся концепции борьбы и не проводили столь жесткой зачистки, как прежде. Какой будет реакция попрятавшихся там людей, которые ждут Изольду, а дождутся мертвую армию поверженного три столетия назад врага? Того самого Врага, именем которого пугают детей и победа над которым считается чуть ли не главным событием во всей истории — затмевая даже Объединение, ибо, несмотря на все усилия придворных историков и писателей, полтора десятка лет войн между бывшими братьями по оружию, крупнейший из которых решил подмять под себя всех прочих, все-таки трудно подать как нечто безусловно положительное. Хотя даже и эти войны освящаются все через ту же Великую Победу — мол, именно в результате войны с Вольдемаром, выиграть которую удалось лишь совместными усилиями, маги разных королевств поняли, сколь пагубна политическая раздробленность и сколь важно единство всех Светлых мира, а косные, цеплявшиеся за власть в своих странах монархи из своих узкоэгоистических соображений им препятствовали… Среди этих косных королей были, между прочим, и герои Пелльрондской битвы, причем именно они наиболее яростно сражались за свою независимость, и под теми же лозунгами, под которыми шли против полчищ Вольдемара — лучше умереть в бою за свободу, чем жить рабом всемирной тирании… но об этом, конечно же, предпочитают не вспоминать, и, само собой, своего места в имперском Пантеоне Героев они не удостоились. Не говоря уже о том, что Империя подмяла под себя не только монархии, но и пару вполне демократических республик… Нет, ну их, ну их, эти подробности войн Объединения… то ли дело — война с Вольдемаром, где все так ясно и однозначно: Свет против Тьмы, Абсолютное Добро против Абсолютного Зла… Почему-то всякий, кто борется со злом — допустим, даже реальным, а не раздутым пропагандой — автоматически получает ярлык добра, хотя одно никак не следует из другого. Паук, сожравший другого паука, ничуть не добрее своего противника…

Интересно, а если бы нынешние Светлые смогли добраться до останков самого Вольдемара, они бы и его подняли? И насколько они вообще отдают себе отчет в том, что вновь выпускают в мир? Да, теоретически зомби не должны превратиться в неуправляемую проблему, не потому даже, что они тупые — крысы, разносящие чуму, едва ли умнее — а потому, что со временем сами сгниют и развалятся, если их снова не ремобилировать и не подкармливать свежим мясом и кровью. Но где гарантия, что эта орда из сотен тысяч зомби не сможет подкармливаться самостоятельно? Для этого тоже большой интеллект не требуется. А если среди них будет еще и хотя бы один маг… и если окажется, что этот черный маг Вольдемара даже и после смерти сохранил способность поднимать мертвецов…

Еще через дюжину миль конь потерял правую переднюю подкову.

Разумеется, он продолжал скакать, но теперь он скакал, хромая, увеличивая тряску и страдания Кая, соответственно. Бенедикт подумал со злостью, как могла Изольда, все просчитывавшая, не проверить, насколько надежно подкован конь? Тут же, впрочем, он понял, что она это наверняка проверила. Просто ни один нормальный конь никогда не скакал так долго с такой скоростью — и мощеная дорога, которой Кай в первый момент опрометчиво порадовался, лишь увеличивала износ. Теперь твердые камни будут разрушать копыто. Конечно, мертвый жеребец будет скакать и дальше, даже если его копыто сточится до кости — но комфорта всадника это определенно не увеличит. Да и скорость… скорость все-таки стала ниже.

Кай вновь вытащил кинжал, посмотрел на клинок, цветом уже напоминающий тлеющие угли. Он знал, что шпорить неживого коня так же бесполезно, как и останавливать. Ему оставалось только ждать, трясясь и подпрыгивая в седле и периодически растирая ладонью дубеющее на холодном ветру лицо. Ждать конца дороги.

Внезапно Кая ожгла мысль, что если Изольда умрет окончательно, перестанет действовать и заклятие, наложенное ей на коня. И тогда эта туша рухнет на полном скаку. Но главное — если она не умрет и маги увидят, на чем он приехал, они поймут, что Изольда еще жива. До этого Кай думал, что на вопрос, где он взял такого коня, ответит, что это конь Изольды, а как именно она его заколдовала, ему, Каю, неведомо, он же не разбирается в магии. Но никакие чары не могут действовать после смерти чародея. Проклятье! Они вдвоем прохлопали этот абсолютно очевидный момент! Вот так всегда бывает, когда строишь идеальные планы. Какая-то совершеннейшая мелочь…

Конечно, само по себе это еще не катастрофа — коль скоро он вовремя об этом вспомнил. Просто надо избавиться от коня раньше, чем он окажется в лагере Светлых (хотя какие они теперь, к Вольдемару, Светлые…) Он скажет им — если их вообще будет волновать такая мелочь — что его конь издох, не выдержав гонки (что, кстати, будет чистой правдой), и поэтому последнюю часть пути ему пришлось проделать пешком. Но это значит, что путь займет больше времени, а Изольда говорила, что его и так впритык…