Джоан Роулинг - Гарри Поттер и узник Азкабана
И Блэк кинулся на крысу. Живоглот очутился на полу, а Рон заорал не своим голосом; беглец придавил ему сломанную ногу.
– Сириус, осторожней! – Люпин метнулся вперёд и оттащил Блэка от Рона. – Подожди! Так просто нельзя с этим покончить. Надо им объяснить, пусть они знают!
– Потом объясним! – хрипел Блэк, оттолкнув Люпина. Скрюченные пальцы когтили воздух, стараясь дотянуться до крысы, а та извивалась и визжала не хуже поросёнка, царапая Рону лицо и шею.
– У них… есть… право… знать… правду! – Люпин уже задыхался, повиснув на Блэке. – Рон считает его домашним зверьком! Во всей этой истории много такого, чего даже я не понимаю! А Гарри? Ты обязан рассказать Гарри, как всё было на самом деле, Сириус!
Блэк утихомирился, но его ввалившиеся глаза неотступно следили за крысой, которая сжалась в комок под защитой искусанных, исцарапанных и окровавленных рук Рона.
– Ладно, согласен, начинай ты. Рассказывай, что хочешь. Но только побыстрее, Римус. Я хочу немедля покончить с убийцей, из-за которого столько лет провёл в Азкабане.
– Вы просто психи, вы оба. – Рон очумело потряс головой и оглянулся за поддержкой к Гарри и Гермионе. – С меня хватит, я в вашу игру не играю.
Он попробовал подняться, опираясь на здоровую ногу, но Люпин вновь достал волшебную палочку и направил её на Коросту.
– Тебе придётся выслушать меня до конца, Рон. И пока будешь слушать, держи покрепче Питера.
– Он не Питер, он моя Короста! – завопил Рон.
Он попытался сунуть крысу в карман, но не тут-то было: крыса сражалась так отчаянно, что Рон свалился бы с кровати, если бы Гарри не подхватил его.
– Многие видели, как Петтигрю погиб, – сказал он, повернувшись к Люпину. – Была целая улица свидетелей…
– Да ничего они не видели! Они только думают, что видели… – снова разъярился Блэк, мрачно наблюдавший, как крыса отбивается от Рона.
– Действительно, все были уверены, что Сириус убил Питера, – кивнул Люпин. – Я и сам так думал до этого вечера. Открыла мне глаза Карта Мародёров. Она никогда не лжёт. Питер жив. Рон держит его в руках.
Гарри с Роном переглянулись и тут же пришли к молчаливому согласию: Блэк и Люпин не в своём уме. В том, что они тут мелют, нет никакого смысла. Как это крыса может быть Питером Петтигрю? Допустим, после Азкабана Блэк рехнулся, но почему Люпин поддерживает его в этом безумии?
И тут вмешалась Гермиона, голос её дрожал, но она говорила спокойно, взывая к благоразумию Люпина.
– Но профессор Люпин… Короста никак не может быть Петтигрю… Вы же понимаете, это совершенно невозможно…
– Почему невозможно? – мирно спросил Люпин, как будто они в классе и Гермиона столкнулась с какой-то сложностью в работе с Гриндилоу.
– Потому что… если бы Питер Петтигрю был анимагом, это знали бы все. Мы занимались анимагами у профессора МакГонагалл, и я много читала о них в учебниках, когда делала домашнее задание. Министерство магии ведёт учёт всем колдуньям и волшебникам, которые могут превращаться в животных; есть специальный реестр, в нём сказано, в каких животных они превращаются, даны их приметы и отличия… Я нашла там профессора МакГонагалл… В этом столетии было всего семь анимагов, и имени Петтигрю в этом в списке нет…
Гарри невольно восхитился: сколько же Гермиона знает! Не зря день и ночь сидит за книгами.
– Конечно нет! – профессор Люпин рассмеялся. – Ты опять права, Гермиона! Но, видишь ли, Министерству невдомёк, что в замке Хогвартс некогда чудили три не зарегистрированных анимага…
– Если ты собрался рассказывать им всё с сотворения мира, то поторопись, Римус, – проворчал Блэк, следя за безнадёжными потугами Коросты освободиться. – Я ждал целых двенадцать лет и дольше ждать не намерен…
– Хорошо-хорошо, Сириус, но тебе придётся кое-что добавить, я ведь знаю только, как всё начиналось…
Люпин прервал речь на полуслове – что-то громко скрипнуло позади него, и дверь в спальню открылась сама собой. Все пятеро уставились на неё, Люпин сделал несколько шагов и выглянул на площадку.
– Никого…
– В доме полно привидений, – заметил Рон. Но Люпин лишь махнул рукой.
– Нет тут никаких привидений. – Он всё ещё озадаченно смотрел на дверь. – Их и не было никогда в Визжащей хижине. Вой и стоны, которые когда-то слышали, местные жители, издавал я.
Он отбросил с лица седеющие волосы, задумался на мгновение и заговорил:
– Здесь, собственно, всё и началось. Из-за того, что я стал оборотнем. Ничего бы не произошло, если бы не моя безрассудная тяга к риску…
У Люпина был вид вполне здравомыслящего и очень усталого человека. Рон хотел было что-то сказать, но Гермиона толкнула его: «Шшшш!» Она слушала рассказ с неослабевающим вниманием.
– Меня укусил оборотень, когда я был совсем маленький. Родители перепробовали всё для моего исцеления, но в те дни таких лекарств, как сейчас, ещё не было. Зелье, которое готовит профессор Снегг, – совсем недавнее открытие. Оно делает меня безопасным для окружающих. Я пью его неделю, предшествующую полнолунию, и… и после трансформации сохраняю разум. Лежу у себя в кабинете, как вполне безобидный волк, и спокойно жду, пока луна пойдёт на убыль.
Но до того, как волчье противоядие было изобретено, раз в месяц я становился настоящим монстром. И о Хогвартсе даже не мог мечтать. Какие бы родители согласились отдать ребёнка в школу, где он будет учиться вместе с оборотнем.
Но вот директором стал Дамблдор. Он отнёсся ко мне с сочувствием, сказал, что я должен учиться и что он примет все меры предосторожности.
Люпин вздохнул и задержал взгляд на Гарри.
– Помнишь, я тебе говорил, что Гремучую иву посадили в тот год, когда я поступил в Хогвартс. Дело в том, что её посадили именно потому, что я поступил в Хогвартс. Этот дом, – Люпин окинул комнату печальным взглядом, – и тоннель, ведущий к нему, были построены специально для меня. Раз в месяц меня тайком отправляли сюда из замка – на время превращения. А дерево поместили у входа в тоннель, чтобы никто не мог попасть ко мне в дом, пока я опасен.
Гарри понятия не имел, к чему клонит рассказчик, но всё равно увлечённо слушал, и единственным звуком в комнате, кроме голоса Люпина, был испуганный писк Коросты.
– В то время мои трансформации были ужасны. Превращение в оборотня очень болезненно; кусать было некого, и я царапал и грыз самого себя. Жители деревни слышали какой-то шум, завывания и думали, что это бушуют особенно неистовые призраки… Даже теперь, когда в доме уже много лет всё тихо, люди опасаются приближаться к нему.
Но если не считать превращений, то, пожалуй, я был счастлив, как никогда в жизни. Впервые у меня были друзья, трое верных друзей – Сириус Блэк, Питер Петтигрю и, разумеется, твой отец – Джеймс Потгер.
Естественно, мои друзья не могли не заметить, что раз в месяц я куда-то исчезаю. Я сочинял всевозможные истории – говорил, что у меня заболела мать и надо её навестить… Больше всего на свете боялся, что, узнав, кто я такой, они бросят меня. Но в конце концов они, как и ты, Гермиона, поняли, в чём дело.
Но друзья не покинули меня. Напротив, придумали нечто такое, отчего мои трансформации стали самыми счастливыми днями моей жизни – они сами стали анимагами.
– И мой отец тоже? – изумился Гарри.
– Конечно. Три года львиную долю свободного времени они тратили на то, чтобы научиться этому. Твой отец и Сириус были одни из самых одарённых студентов, да и вообще им повезло, ведь анимагическое превращение иногда приводит к ужасным последствиям. Министерство магии ещё и поэтому зорко следит за всеми, кто пытается стать анимагом. От Питера было мало толку, но он целиком положился на своих умных друзей и тоже благополучно стал анимагом. В конце концов, на пятом курсе им удалось осуществить свой замысел – отныне каждый мог по желанию трансформироваться.
– Но чем это могло помочь вам? – недоумевала Гермиона.
– Очень многим. В своём обычном виде им тоже приходилось избегать меня. Как животные – они составляли мне компанию. Ведь оборотни опасны только для людей… Раз в месяц они ускользали из замка, укрывшись мантией-невидимкой Джеймса, и совершали превращение. Питер, как самый маленький, легко преодолевал ударную зону ветвей Ивы и нажимал сучок, который отключал дерево… Они спускались в тоннель, и мы вместе проводили время. Под влиянием друзей я становился не таким опасным – тело было волчье, но разум сохранялся…
– Давай быстрее, Римус, – сипло поторопил его Блэк, по-прежнему не сводя с Коросты жутковато-голодных глаз.
– Сейчас, Сириус, сейчас… Теперь, когда мы все могли превращаться в животных, открылись невероятные, захватывающие возможности. Мы покидали Хижину и всю ночь бродили в окрестностях школы или по деревне. Сириус и Джеймс перевоплощались в довольно крупных зверей и вполне могли при необходимости сдержать оборотня… Вряд ли в Хогвартсе был хоть один студент, знавший территорию школы и Хогсмид лучше, чем мы. Вот так нам и пришла в голову мысль составить Карту Мародёров и подписаться прозвищами. Сириус – Бродяга, Питер – Хвост, а Джеймс – Сохатый.
