Сергей Сухоруков - Стражи цветка

Я пожаловался в ближайший орденский замок, и вскоре конокрада поймали. Но когда я пришел за конем, мне велели день обождать, объяснив, что он им нужен для суда над вором. Я пришел через день - мне велели прийти завтра. Я пришел завтра - и мне сообщили, что мой конь неожиданно скончался. И если я желаю, то они могут отдать мне его шкуру. Они уже успели снять шкуру! Подлые негодяи! Я бы, конечно, это так не оставил, но вдруг внезапно заболел и впал в забытье. Очнулся уже в одном из их госпиталей, без денег и вещей. Лишь мой панцирь да меч остались при мне. На панцирь, видать, не нашлось покупателя, вы же видите, что он не совсем новый. А на меч позариться жадные сестры не посмели. Именно в госпитале я и познакомился с этим славным юношей, который лечился от блудной болезни.

При последних словах рыцаря Лакмус покраснел.

- Это никому не интересно, сэр Ланселот,- поспешно встрял школяр, опасаясь, как бы старый рыцарь не наговорил еще чего лишнего.

- Почему же?- оживился заскучавший было Карл.- Очень интересно. Подсказал бы ты, парень, и нам, где тут можно подхватить твою болезнь! Мы б в долгу не остались. Верно, Ян?

Но Ян, покрасневший от смущения не меньше Лакмуса, вежливо поблагодарил рыцаря за рассказ и спросил, невольно посмотрев на Анадила:

- Сэр рыцарь, а повстречай вы того самого эльфа, который увел вашего коня, вы бы узнали его?

- Ты смеешься, юноша?- с негодованием воскликнул сэр Ланселот.- Разве эту нелюдь различишь? Все эльфы на одно лицо. И все они воры!

Ян заметил презрительный взгляд Алессии, брошенный на рыцаря. И ему самому, почему-то, этот старый рыцарь вдруг стал неприятен.

- Куда вы направляетесь дальше? - спросил Ян, деликатно намекая рыцарю и школяру, что всем им пора продолжать свой путь.

- Я возвращаюсь на родину. Увы, уж надо признать свои годы. Пора и мне на покой,- печально сказал рыцарь.

- Да ему уже лет двадцать назад как надо было на покой, - шепнул грубый Карл оборотню.- Дряхл, как пень.

Вилкас довольно заулыбался.

- И меня здесь ничего не держит,- заявил Лакмус.- Я ведь шел в Падучий университет, что в Итолии, чтобы послушать лекции ученейшего мужа профессора Жакомо Скварчалупи.

- Какая пренеприятнейшая фамилия! - заворчал рыцарь, видимо вспомнив кончину своего коня.

- И, несмотря на это - ученейший муж, светила. Но пока я лечился в госпитале, профессор, увы, скончался. И теперь решил пойти я в Великое княжество.

- Но у нас нет университета!- удивился Ян.

- Так ты оттуда? - обрадовался Лакмус.- Вот именно! У вас нет университета. Вот я его и открою!

Алессия насмешливо оглядела Лакмуса и его лохмотья. "Хорош декан", - подумала чародейка.

Все вернулись на тракт. Попрощались и разошлись, не думая более встретиться и нисколько не жалея об этом.

Когда рыцарь и школяр исчезли за горизонтом, Ян с укором спросил Анадила:

- Зачем ты украл у этого рыцаря коня?

- А зачем ты содрал у его коня шкуру? - парировал эльф.

- Но я не сдирал никакой шкуры,- возразил юноша.

- Не ты - так Карл. Не Карл - так кто-нибудь другой из орденской солдатни.

- Так зачем ты это сделал?

- А ты слышал, как он называл меня? Нелюдь. Вот я и поступаю, как нелюдь.

Анадил обиженно замолчал. Но потом улыбнулся и сказал:

- Впрочем, если ты настаиваешь, то давай вышлем этому рыцарю денег. Потом как-нибудь.

Глава 8

- Э-э...почтенный, не подскажешь, где заседает Трибунал?

- А возле городской ратуши, служивый,- плешивый горожанин ткнул жирным пальцем в шпиль какого-то огромного здания,- шибеницы видишь? Вот вдоль их и поезжай. В самый раз на площадь и попадешь.

Карл поблагодарил кивком головы, и арестантская повозка покатилась дальше. Наемник, как и прежде, правил кобылой, а Ян, оборотень и Алессия шли за повозкой.

- Погоди, Карл,- Ян нагнал товарища и взялся рукой за бортик телеги.- Думаю, сразу в Трибунал не пойдем. Остановимся в каком-нибудь из твоих трактиров...Перекусим?

- Что-то у меня аппетит пропал,- проворчал Карл, косясь на виселицы, стоявшие вдоль дороги - Нет уж! Сдадим конокрада, и прочь отсюда.

Ян растеряно глянул на эльфа. Тот нервно облизнул языком губы и, кивнув на Карла, предложил от него избавиться, изобразив жестом удар кулаком. Но Ян едва заметно помотал головой. Тогда Анадил угрюмо указал на ближайшую виселицу, намекая на свою скорую участь.

- Куда подевались все жители?- прервал Карл немой разговор Яна с эльфом.- Неужто их всех повесили?

Повешенных и, правда, было много, а улицы безлюдны. Не так себе представлял Ян знаменитую орденскую столицу. Впрочем, вскоре все прояснилось. Подъезжая к ратуше, путники услышали неясный гул, который усиливался с каждым шагом лошади. Похоже, что весь город собрался на площади.

- Праздник?- предположил Ян.

- Турнир,- не согласился Карл.

- Почти уверена, что это жгут очередную девку, которая отказала очередному похотливому мерзавцу,- зло сказала Алессия. Конечно, понял ее только Ян.

Перед самой площадью мостовая оказалась забаррикадирована телегами, охраняемыми орденскими солдатами.

- Куды прешь?- заорал крепыш сержант на Карла.- С конями, верхом и повозкам сюды нельзя!

- Нам приказано доставить преступника в Трибунал, господин сержант,- оправдывался Карл.

- Так поворачивай налево дубина. Пшел!

Карл послушно повернул кобылу налево, и Паночка въехала на задний двор ратуши. Здесь, рядом с поленницей дров, за невысоким столом завтракали двое судей орденского Трибунала. Один, огромный и толстый, рвал зубами мясо, чавкал, жевал, блестя жирными бардовыми щеками. Второй, маленький и невзрачный на фоне своего коллеги, не столько ел, сколько дремал, уже успев осоловеть от еды и вина. Им прислуживал проворный паренек с острым хитрым лицом и низеньким лбом. По всему видать - трактирный слуга. Возле широкого входа в ратушу стояли два кнехта с алебардами. Они тоже дремали.

Несколько робея, Ян подошел к столу и сбивчиво доложил о себе и о своем деле. Толстый судья, продолжая жевать, вытер ладонь о свой белый плащ с крестом и протянул ее над столом. Догадавшись, Ян вложил в протянутую руку сопроводительные бумаги. Судья бегло в них глянул и засопел от неудовольствия.

- Не понимаю: и зачем было этого воришку сюда везти? Повесили бы на стене Динбурга - и вся недолга,- сердито проговорил толстяк, обращаясь не к Яну, а к маленькому судье.- Этот комтур Вальдемар неисправимый гуманист. Что, поверьте, брат Доннус, однажды будет стоить ему его плаща, если не головы.

Слово "гуманист" в лоснящихся устах толстого судьи прозвучало как непристойное ругательство. Брат Доннус на эти слова согласно кивнул, едва не угодив длинным носом в блюдо с дымящимися потрохами.