Улыбающаяся - Дорога из желтой чешуи

— Это-то как раз понятно, — удивилась я, — у нас нет в запасе вашей вечности.

— Как знать, молодая гемма, как знать…

Через несколько дней, столкнувшись с Индирой в коридоре один на один, я все-таки не удержалась.

— Вы не могли бы мне сказать, как все-таки работает эта штука? — я покачала кристалл, держа его за цепочку.

— Увы… — вздохнула баст, — впрочем… помнится, в объяснениях Великого и Ужасного фигурировал загадочный принцип НЁХ. Боюсь, что это все, чем я могу помочь.

Я поняла, что стою с открытым ртом.

— Но как же… Как же вы можете использовать что-то, принцип работы чего не изучен?

— Знаете, гемма, у нас, у магов, есть золотой принцип…

— Какой же? — подала я ожидаемую реплику.

— Если работает — не трогай! — и баст решительно прошелестела юбками мимо меня.

Индира сидела в кресле, развернутом так, чтобы можно было смотреть в окно, гардины на котором были заранее раздернуты. Услышав звук открывающейся двери она обернулась ко мне и мимолетно улыбнулась.

— Проходи гемма, устраивайся поудобней, и подождем.

Я, пыхтя, сделала себе гнездо из подушек, одеяла и покрывал с кровати баст, решив, что, судя по настроению, они ей уже не понадобятся, привалилась спиной к подлокотнику кресла и взяла кристалл в руки. Ледяная, даже сквозь одежду, кисть баст мягко легла мне на плечо. Мы в молчании смотрели как солнце завершает свой путь за край земли, уступая место сумеркам и первым звездам.

А потом рука на плече стала тяжелой, и кажущиеся такими хрупкими пальцы сдавили плечо до боли. Казалось, что ногти на них сменились когтями, впиваясь в мое тело, не давая ни вырваться, ни отстраниться. Впрочем, ни задуматься, ни возмутиться я не смогла — кристалл в моих засветился изнутри белым сиянием, и вскоре он уже жег мои пальцы. А потом баст закричала, пронзительно, надрывно, так, что хотелось сунуть голову под подушку, и забиться куда-нибудь — все-равно куда, лишь бы не слышать этого крика, не слепнуть от проникающего даже сквозь закрытые веки сияния, не чувствовать боль в плече, пальцах, голове. В голову пришло нелепое сравнение — больше всего это было похоже на роды. То самое время, когда ты, в сиротской казенной ночной рубашке со штампом на подоле мечешься от схваток в стерильной белизне больничного бокса с его искусственным освещением, и понимаешь, что когда-нибудь это закончится. Ты сможешь, выдержишь, справишься, как справлялись многие до тебя, как будут справляться после тебя, и сейчас справляются одновременно с тобой где-то еще, делают эту самую важную женскую работу. Я держала кристалл ладонями, чувствуя, как дрожат руки, как обжигает кристаллом пальцы, как губы становятся солоноватыми от потекшей носом крови, как хрустнула, не выдержав, ключица, и пыталась вспоминать Мишку и Андрюшку. Какими смешными они были в стандартных голубых одеяльцах, когда их привозили в палату в пластиковом корытце, как потом учились — поднимать голову, гукать, ползти, вставать на ноги. Я равнодушно отметила краем сознания, что за окном начался настоящий ураган, как тот, что принес меня сюда. Там, снаружи бесновался ветер, стучали по стеклу капли дождя. Все закончилось неожиданно. Рука баст разжалась и бессильно упала с моего плеча. Казалось, что время остановилось, что весь мир замер — такая вокруг настала тишина. Последнее, что я помню перед тем, как потерять сознание — это белые хлопья снега, что плавно кружились за окном.

Очнулась я в одиночестве, в комнате, что служила спальней нашей троице последние несколько дней. Странно, но я сразу поняла и где я нахожусь, и вспомнила все, что случилось. Голова болела, руки были в бинтах, и во всем теле чувствовалась противная слабость, но доставшееся мне от деда фамильное упрямство заставило меня в несколько приемов, и не с первого раза, но встать на ноги. Иногда мне казалось, что так я борюсь с самым страшным из своих страхов — страхом, что я окажусь беспомощной, и буду зависеть от других, вот, например, как сейчас. Сделать шаг не удалось, я впервые узнала, что значит «подкосились ноги» — когда ты просто не можешь идти дальше, не можешь устоять. От падения меня спасли сильные, судя по густой растительности, мужские руки, которые вздернули и удержали вертикально.

— Ну, и куда ты собралась? — осведомился из-за спины Феликс.

— Мне надо, — призналась я. Больше, чем невозможность встать, меня угнетала мысль, что мне потребуется помощь в таком деликатном деле. — Поможешь?

— Насколько я успел изучить вас, людей, то в случае моего отказа ты все-равно не смиришься и не останешься в постели, — фыркнул за спиной дракон, — Пойдем, отнесу тебя.

Меня подхватили и понесли, и только теперь я заметила кресло, на которое был брошен плед и подушка, и в котором, судя по всему, и гнездился дракон, пока я не пришла в себя.

Когда меня, с трудом справившуюся с забинтованными, болящими руками и нетвердыми ногами, вернули обратно, в кровать, и укутали одеялом, я все-таки решилась задать мучавший меня вопрос.

— Все… закончилось?

— Не совсем, — дракон виновато отвел глаза, — магический ритуал прошел как положено, но баст без сознания и все еще жива. Я не знаю, почему, но… что-то держит её, не дает ей уйти. А пока она не уйдет — магия не вернется в рубеж. Я даже не могу залечить все твои раны, только вот переломы. Да и… впрочем, об этом потом.

— А остальные?

— Нас всех крепко приложило магической бурей. И Лео и Рамзи пока еще очень слабы, хотя не так, как ты, через денек встанут Из нас всех более — менее в порядке только я да Агата, вот и приходится белкой крутиться в этом лазарете. А от остальных новостей нет.

— Почему? — удивилась я.

— Магии нет, — напомнил мне Феликс, который сейчас отошел к окну и смотрел на улицу — а замок… замок засыпало снегом, так что перекрыты все дороги в него. Последнюю пару сотен лет я не помню такой вьюги…

Я неловко пошевелила руками, зашипела от боли, Феликс обернулся, в два шага подошел к кровати, и положил мне руку на лоб.

— Спи!

И я заснула, хотя как этот рыжий прохвост сумел усыпить меня без магии, было непонятно.

Спала я урывками, просыпаясь, видела рядом с кроватью то Феликса, то Май, то Рамзи, а то и Агату. Все пробуждения были похожи одно на другое. Я открывала глаза, отвечала на стандартные вопросы, что чувствую себя хорошо, после чего меня хитростью, уговорами или давлением авторитетом заставляли выпить горячий бульон со странным привкусом, после которого я засыпала снова. И сны мне снились удивительно яркие, образные, в которых переплеталось мое обыденное, мирное прошлое и волшебное настоящее, так что когда, в очередной раз открыв глаза я обнаружила на подоконнике бурундука и серого котенка — подростка, которые переругивались, я решила, что это очередной сон.