Хорхе Борхес - «Если», 1994 № 02

Для «Хаоса» Маултроп использовал программу HyperCard, которая отличается исключительной гибкостью (применяют ее и в деловых целях).

Информация хранится в структурных единицах, называемых «карточками». Кроме текста, на карточках предусмотрено место для графического и звукового оформления — так что роман можно озвучить и украсить по вкусам читателя-автора. У HyperCard есть и недостатки. Самым неприятным является то, что программа не дает возможности увидеть полную структурную схему запрограммированных карточек вместе со связками между ними. То есть даже сам творец не может окинуть свой шедевр орлиным взором и вынужден прогуливаться по всем карточкам в отдельности… «Так все штаны можно просидеть до дыр!» — сердито резюмировал литератор Джон Макдейд. Программа Storyspace призвана устранить подобные недостатки. Эпизоды записываются и хранятся в текстовых окнах, и все эти окна можно вывести на дисплей в виде «карты», составленной из квадратов. Автору остается задать связки эпизодов, программируя ответ компьютера на то, что вводит читатель, притом любой эпизод может иметь любое число связок с другими эпизодами. Storyspace, по существу, превращает сюжет из улицы с односторонним движением в карту дорог: усложняясь, эти карты наслаиваются друг на друга и становятся картами внутри карт… Впрочем, неосведомленным, каковыми являемся мы с вами, любезные читатели, понятней будет на примере. Роман с самой сложной структурой указанного типа — «Полдень» Майкла Джойса. Повествование начинается с воспоминаний рассказчика о том, как он в зимний полдень стоял посреди поля рядом с некоей женщиной и вглядывался в дальнюю ограду… Указав стрелкой на слово «она», можно узнать о некогда существовавших отношениях между рассказчиком и его спутницей, указав на слово «ограда», мы прочтем иные воспоминания героя. И так двлее: на первой же странице имеются 19 возможных переходов-связок между эпизодами — но какой бы мы ни выбрали, рассказ будет развиваться вполне логично. Если HyperCard дает читателю возможность двигаться «адоль сюжета» по большому числу различных, но тем не менее фиксированных путей (данная связка вызывает на экран одну-единственную карточку), то Storyspace включает условные переходы, способные дать варьирующиеся соединения. Условный переход определяется простой логической схемой вроде: «Если читатель прочел эпизод А или эпизод В, но не прочел эпизод X, эта связка приводит к эпизоду Y; если предыдущее условие не выполнено, связка приводит к эпизоду Z». Подобные «направляющие линии» препятствуют тому, чтобы читатель попадал в эпизоды, которые ему не понятны.

Скажем, углубляясь в «Полдень», мы захотели узнать подробности сложных взаимоотношений героя по имени Вернер с его женой Лолли. Читая эпизод о том, как рассказчик посещает место гибели своего сына, мы имеем возможность вызвать дополнительную информацию о Лолли. И если мы воспользуемся этим, то, при определенном выборе связок, станем свидетелями драматической сцены разговора Лолли с рассказчиком, когда тот оказывается лицом к лицу с проблемой крушения собственной жизни. Если же мы сделаем другой выбор связок, то так и не узнаем об этом кульминационном разговоре, а рассказ пойдет по совершенно иной, не пересекающейся линии. Сам Джойс, устроивший экспериментальную читку своего произведения с группой испытуемых» за клавиатурой, признался, что каждый раз удивлялся обороту, который принимало повествование в каждом индивидуальном случае… По прогнозам писателей, создающих подобные программы, через какие-нибудь 5-10 лет все книжные магазины будут заполнены подобной беллетристикой. Но гибель книге, традиционному чтению предрекали уже тогда, когда появился кинематограф, затем последовала вторая волна пророчеств, связанная с телевидением, и наконец третья — с пришествием магнитофонов. И что же?..

Подготовила Людмила ЩЕКОТОВА

Мервин Пик

ТАНЕЦ В ПОЛНОЛУНИЕ

Я не знаю, что меня тогда разбудило, — то ли полная луна, то ли грусть, что обуревала мою душу и разукрашивала сны. Вполне возможно, скорбь сделалась невыносимой и нарушила мой покой, но, когда я проснулся, внезапно исчезла.

Обстоятельства, из-за которых я разошелся со своей женой, не имеют к моему рассказу никакого отношения. По правде говоря, я попросту не в силах говорить об этом. Достаточно будет того, что вопреки нашей злополучной любви, а может быть, именно из-за нее мы разошлись; однако, как вскоре станет ясно, этот акт отчаяния обернулся в итоге сущим адом.

Перед тем как лечь в постель, я раздвинул шторы, и теперь в окно струился лунный свет. Меня томило предчувствие беды, хотя поводов для него вроде бы не имелось. Глаза мои были широко раскрыты. Прямо передо мной возвышался у стены гардероб. Мой взгляд задержался на мгновение на одной из его металлических ручек, и тут случилось нечто невообразимое, от чего у меня сжалось сердце: дверная ручка начала медленно и беззвучно поворачиваться.

Я не помню точно, о чем думал в тот миг, знаю лишь, что весь пропитался страхом. Я не мог ни отвести взгляда от ручки, ни закрыть глаза, и вынужден был, терзаясь собственным бессилием, наблюдать, как приоткрывается потихоньку дверца гардероба. А затем в тишине летней ночи, которую не будоражили ни крик совы, ни шелест листвы в соседнем лесу, из глубины шкафа выплыли мой костюм, пиджак и брюки вместе с вешалкой, выплыли и зависли в воздухе над туалетным столиком.

Удивительно, как я не сошел с ума и не закричал. Наверное, ужас сдавил мне горло железной хваткой, и потому я не смог издать ни звука. На моих глазах брюки соскользнули с вешалки и застыли в каких-нибудь двух дюймах над полом, а следом, поводя плечами, вспорхнули со своего «насеста» белый жилет и удлиненный черный пиджак. Опустевшая вешалка — безголовый, безрукий, безногий призрак — сгинула в недрах гардероба, дверца которого тут же плотно закрылась.

Рукава пиджака принялись завязывать на невидимом горле белый галстук, в следующий миг костюм подался вперед, наклонился под углом примерно в тридцать градусов, словно собираясь нырнуть, и устремился через комнату к окну, сквозь которое вылетел на улицу. Не соображая, что делаю, я вскочил с постели и успел заметить, как мой костюм миновал лужайку перед домом, достиг близлежащей дубравы и растаял в темноте под деревьями.

Мне трудно судить, сколько я простоял у окна, глядя на опушку дубравы, и как долго смотрел на дверную ручку шкафа, прежде чем набрался мужества повернуть ее. Когда у меня наконец хватило духа распахнуть дверцу, я увидел внутри лишь пустую деревянную вешалку.