Татьяна Мудрая - Мириад островов

До таких праздных вопросов дела не доходило: они с Орри занимались вполне конкретными вещами. По вечерам, после третьего сеанса разжигания костров, разбивания ночлега, стирки, готовки и — в стиле Козьмы Пруткова — умащения поясницы хорошо пахучим елеем. В смысле — разминались, чтобы вот это самое по жилочкам разошлось. Пробовали фехтовальные приёмы для длинного клинка (с успехом замещаемого прямой или гнутой палкой), бросание и втыкание короткого, стрельбу из лука и пращи. Приёмы мужицкой самообороны. Многое, но по самым верхам. Их спутники тоже разбивались на пары, повязывались поверх шевелюры чёрными пиратскими платками, чтоб не мешала: состязались.

Ко всему прочему, Галину мало-помалу приучили возить с собой учебное оружие: чтобы всякий раз не думать, не рыскать по тюкам. И заодно привыкать к тяжести и форме длинного лука без налучи, нескольких стрел за сапожком и грубого подобия самурайского бокэна. сё это служило для её натаски.

— Вот, — Орихалхо прочертила на земле овал концом своего дубового жезла. — Это моя территория безопасности. Ты тоже так сделай. Такая фигура подвижна и упруга, но границы её ненарушимы. Если сумеешь не пропустить за них другого поединщика — считай, победа твоя верная. Как говорится, если меч по руке, то его острота ничего не весит. Умелая защита — голова нападению.

— Читала я, что парировать удары — проигрышная тактика, — заметила Галина, пытаясь отмахнуться от противницы.

— Читала. И на том спасибо, что не полный неуч из тебя вышел. Я говорю — голова, не всё же тело. Могу сказать — основа. Становой хребет. Создай вокруг себя крепость и делай вылазки из-за стен. Новичка можно достать с первого реза или укола, хотя не полагайся на то, что все такими будут.

— Ты думаешь, что вообще будут? О-о…

— Хм. Не знаю, что тебе, да всем прочим моим рекрутам, понадобится в Сконде, — чуть загадочно проговорила Орри, отводя палку и втыкая конец в почву. — Неохота, чтобы потом переучивали. Стыдно, хотя и свидетельствует о некоей простецкой мудрости, предъявлять учителям чистую доску.

— Ну вот, снова здорово. Почему ты думаешь, что такое вообще может понадобиться? — спрашивала Галина. — Не знание литературы и языка, трав и звёзд, а сплошная драка? И кто соберётся переучивать конкретно меня?

— Прибудем — своими глазами увидишь. Я и то лишь прикидываю. Зачем предварять? — неизменно отвечала подруга.

«Увидишь». Вот ещё странно: с тех самых, довольно давних пор Галина не рисковала на себя смотреть в зеркало. Разве что уголком глаза. Своего рода рефлексия суеверия.

«А ведь сорок дней и те давно прошли».

С этой мыслью девушка однажды вечером, будто бы желая сменить бельё, вывернула ту из перемётных сумок, где, как помнила, оказалось содержимое малого кофра. Сам кофр в перипетиях куда-то задевался, как многие ненужные Галине вещи. Или, возможно, был продан Орри потихоньку от неё.

И вот в руку ей легло то самое запретное зеркальце. Овальное, с рукоятью, удобно легшей в руку. Лицо сначала пришлось рассматривать по кусочкам, а потом отставить стекло на вытянутой руке подальше: круг стал овалом, русые волосы модного в Рутене (тьфу, России и за рубежом) серо-серебряного оттенка завились на висках, носик чуть вздёрнулся, задорно этак, и покрылся веснушками. Глаза как были цвета волос, так и остались, но выделялись на покрытых загаром щеках куда резче. Губы вроде бы стали ярче от вольного воздуха, пухлее — или просто упрямей по выражению. Подбородок и щёки ближе к ушам оделись лёгким пушком, тенью шкиперской бородки. Смотри-ка, и не написано на лице никакой тоски и хворобы. Хотя разве те отблески и отражения, что отбрасывает от себя магическое стекло — именно отбрасывает! — разве по ним можно судить о том, кто есть ты?

Вот расфилософствовалась…

— Что — нравишься сама себе? — Орихалхо подобралась со спины, потёрлась носом о шею Галины. — Говоришь — красива? Говоришь — способна пленить мужчин? Моя светлая.

— Да какой была, такой и осталась. Не дурнушка, но и не хорошенькая. Что ты всё повторяешь, — Галина чуть сморщила нос, опустила зеркало. — Светлая да светлая. Такая масть даёт какие-то преимущества в Сконде?

— Сразу ухватила жеребца за задние копыта, — Орри зашла спереди, улыбнулась. — Практичная женщина. Да, тебя в тамошних городах и весях будут оценивать раньше всех нас. Хоть на первый взгляд их там не отличишь от западных уроженцев, но у ал-илламинэ, тамошних главных женщин, есть легенда о прародителях.

— Когда ты так начинаешь, это значит, что тебе хочется поделиться сказкой.

— Разумеется. Вся ночь впереди — неужели посвящать её одному сну? И одним ласкам?

— Да я, собственно, и против и одной этой двоицы. Но ладно.

Обе уселись на кошму, подоткнули под себя разбросанные подушки.

— Вот ты, Гали моя, верно понимаешь. Скондский Амир Амиров перед королём Кьяром — не, так сказать, второй из равных, не подмандатный владыка.

— Это ты потому говоришь, что король у нас в древности был первый из равных? — Галина чуть наморщила лоб. — А позже кардинал Ришелье сносил герцогские и баронские фамильные гнёзда, чтобы подчинить их своему Людовику Тринадцатому.

Возможно, Орри не поняла всей конкретики, но на суть дела отозвалась:

— Да наш Кьяртан с его Советом — вовсе не абсолютный владыка. Такого бы вертдомская земля не потерпела. Просто его голос многое значит, и свою долю в торговых и воинских делах наш король имеет. Буде случатся эти воинские дела: банда какая-нибудь заведётся или твои соотечественники чересчур понагличают. А вот Амир Амиров…

Она сделала паузу.

— Амир и вообще выборная должность. Распорядитель без права наследования. И дело его, грубо говоря, — связывать всё со всем в Сконде.

— Республика под маской монархии? Ха. Под паранджой?

— Нет. Скорее то, что у вас в Рутене именуется Халифат Праведных. Слово великого амира — всё равно последнее. Но это пока его чтут как достойнейшего. В Кьяртане чудно смешались все царственные крови Вертдома, в том числе и малая толика скондской, но он владычествует в Сконде не по праву, а для чести. Амир Амиров кладёт свою печать поверх остальных печатей, наш Кьяртан — в точности рядом, но уголок амирской всё-таки захватывает. А теперь слушай, отчего такое повелось.

— Я слышала, что его дед Ортос имел девочку от простой скондки. И когда она выросла, Моргэйн-отцеубийца…

— Да, мейсти Эстрелья вышла за сына Ортовой королевы Библис прямо на эшафоте. За миг до того, как ему с величайшим почтением и бережностью отрубили голову. Уединиться после венца им было позволено, чтобы сделать законным плод, по всей видимости зачатый будущей королевой несколькими днями раньше. Но ты не особо вникай в обстоятельства — таких вещей ваши рутенцы не жалуют, считают греховным смешением крови. И речь сейчас пойдёт вовсе не о них.