Дмитрий Билик - Жестяная корона (СИ)

Крепостная стена, простоявшая тут многие годы, видевшие восход Энтов и смерть почти всей великой семьи, развалились на огромные куски, словно их построили дети из талого снега. На сей раз пыль поднялась таким огромным столбом, что достигла не только Турова, но и воинства лорда Эдвара, испуганного не меньше, чем данелагцы.

Иван закашлялся и закрыл лицо рукой, стараясь дышать носом. Когда пыль рассеялась, он увидел дома второго яруса и застывших данелагцев. Они прижимались к последней уцелевшей стене, за которой виднелась цитадель Утеса Гроз. Психокинетик развернулся и вышел прочь из города. Первым его встретил Иллиан.

— Айвин, что там?

Туров хотел ответить, но вместо лица Лейтли перед глазами встала пелена, и он почувствовал, как тело перестало слушаться его. Тьма зашумела многоголосием и подхватила его множеством своих цепких рук. Сопротивляться не было сил.

— О, очухался, — радостно сказала Ленка, но не ему, а кому-то сбоку.

Ваня повернул голову и увидел обеспокоенного Иллиана. Обвел глазами палатку.

— Мы в лагере что ли?

— В лагере, — Лейтли хотел открыть рот, но квик его опередила. — Где ж нам еще быть.

— А что с наступлением?

— Какое там наступление без тебя? Чтобы нас всех перебили? Ты, Иван Батькович, наша ударная сила.

— Сергеевич, — автоматически поправил ее Туров.

— Мы отступили, сразу, как ты потерял сознание, — заговорил Иллиан. — Хорошо, что это произошло не на глазах данелагцев, тогда бы нам точно несдобровать.

— Ладно. А давно это было?

— Недавно, утром. Но это пустяки, как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, — Иван хотел подняться, но голову стянул железный обруч, а руки безвольными культями свалились с соломенной постели.

— Оно и заметно, — принялась укладывать его обратно. — Что и говорить, обмяк хомяк.

Туров скривился. Ну вот скабрезности Ленины тут совершенно ни к месту. Да еще в присутствии мужчин. Да уж, достойное воспитание профессорской дочки, ничего не скажешь.

— Лена, что это значит? — удивился Иллиан. — Впервые слышу подобное выражение.

Иван только сейчас понял, что все это время они говорили по-кантийски. Но еще больше его поразило другое.

— Иллиан, ты назвал ее Лена?

— Да, — спокойно ответил Лейтли. — Это же ее настоящее имя. Когда мы… наедине, то я называю ее так. Но вы же все равно вроде семьи, поэтому таиться нет смысла.

Ивана сначала позабавила эта мысль, а потом он вдруг осознал — ведь и правда, ближе этой вздорной девчонки у него никого не было. Лена из выдуманной сестры превратилась в самую что ни на есть настоящую.

— Ладно, идите уже отсюда, счастливые влюбленные, — сказали им Иван. — Я полежу, посплю. К утру, может, приду в себя.

Он закрыл глаза и перед ним снова предстали камни стен Утеса Гроз. Разваленные глыбы лежали, присыпанные мелкой серой крошкой, поваленные несколько веков назад посреди пустынного, заросшего сорной травой города. А Иван ходил по нему и латал разрушенные дома, возводил новые стены, ремонтировал скособоченные, но еще относительно целые ворота. Туров не понимал, какой глобальный катаклизм заставил людей покинуть свои жилища и не возвращаться столько лет спустя. Лишь к утру, когда город был отстроен заново, возведен единственной божественной силой — его психокинетической способностью — Иван вдруг вспомнил, что он сам и есть тот катаклизм. И все снова рухнуло.

Хозяин замка

Из палатки Айвин вышел действительно на следующий день, но полностью в себя пришел только на третий. Названный брат Лены, вернее Хелен, словно тяжело переболел простудой — лицо осунулось, хотя ел полубог за троих, немытые волосы свалялись, а руки мелко дрожали, как у старого пьяницы.

Хелен говорила, что Айвин слишком много на себя взял, вернее слишком резко — по ее словам, стены второго яруса вовсе не предел психокинетика (Лейтли пришлось выучить это диковинное слово, звучащее в разговорах с возлюбленной все чаще).

За то время, пока полубог приходил в себя, в лагере произошло мало изменений. Единственное, заслуживающее по-настоящему особого внимания, это исчезновение Гойро Алита вместе с лошадью лорда. Сир Эдвар предположил, что капитан попросту струсил, но у Иллиана было смутно подозрение, что не все так просто.

Изменился после исчезновения и Мойно. Лейтли было забыл уже об этой глыбе, мрачной тенью шествующей тут и там за лордом. Однако после побега капитана Гойро Черепаха совершенно замкнулся, перестав выдавать и те щедрые пару слов в день, которыми баловал окружающих раньше. Мойно тяжело заболел самой опасной для разума человека болезнью — паранойей. Теперь он везде входил первым, бесцеремонно пряча его светлость за своей спиной, принюхивался к блюдам, по ночам патрулировал шатер лорда и часто твердил сквозь сон что-то на незнакомом языке. Явно, что с Черепахой творилось неладное, но ни Крафтер, ни сам Эдвар на это внимания не обращали. Поэтому помалкивал и Иллиан.

Вместо разговоров рыцарь обучал воинов нескольким военным тактикам, о которых рассказал Айвин. Хотя, по словам психокинетика, под это построение лучше бы подошли прямоугольные щиты, а не каплевидные, широкие сверху и сужающиеся к низу. Иллиан подтянул эдварских молокососов и крестьян, хотя оружия по-прежнему не хватало.

За те несколько дней, что сир Эдвар поставил лагерь и освободил королевский тракт, к войску присоединились еще люди. Сначала с Ниириана и его выселка Трувсея потянулись купцы с пустыми обозами, многие ехали на побережье за товаром, другие — в Утес Гроз получить остаток денег за продукты, доставленные к великой свадьбе двух семей. Захват цитадели племенами для всех них стал шокирующей и пугающей новостью.

Вслед за ними появились и простолюдины. Их приходило не так много, если учитывать, сколько поселений располагалось по тракту и вокруг Утеса Гроз, но и не так мало, если вспоминать, каких размеров было войско самого сира Эдвара. Большинство, узнав страшную новость, в спешке собирали вещи и уезжали вглубь королевства, некоторые жители оставались на своих местах, и совсем редко находились те, кто присоединялся к последнему, как говорили, Энту, чтобы дать отпор племенам.

Конечно, не обошлось тут и без Крафтера Боули. Пока Айвин отлеживался, Крафти обскакал все ближайшие поселения, отдыхая по несколько часов в сутки и пару раз в день перекусывая. Шут, разведчик и доверенный человек сира Эдвара в одном лице рассказывал о могуществе полубога Айвина, сражающегося за его светлость, про подвиги, разрушения стен одной лишь божественной волей и еще о многом, чего психокинетик никогда и не делал. Находились и те, кто шел в воинство «правого лорда» лишь бы узреть могучего сына бога войны.