Пол Андерсон - Секира света

Из каких-то глубинных источников варварского естества внезапно хлынули новые силы. Конан взвалил офирца на плечи, велел держаться крепче и пустился бежать.

Еще один менгир с грохотом осыпался, и еще один, и еще. Конан отскакивал в сторону, бросался стрелой вперед, несся зигзагами, и снова отпрыгивал, и опять мчался вперед. Тот, кто, возможно, наблюдал за ним, должен был здорово напрягаться, чтобы опрокидывать своим волшебством эти камни. Колдун старался совершенно откровенно загнать свою жертву, подобно тому как охотник загоняет добычу. Но Конан не был ни птицей, ни дичью — он сам был охотником.

Тем не менее ему приходилось худо. Один из камней разбился прямо перед ним. Конан хотел было перепрыгнуть, но тут рухнул другой — с противоположной стороны улицы. Конан успел проскочить, пока тот падал, но обломки ударили его по спине. Он подумал о том, не стоит ли попробовать пробежать по другую сторону одного из рядов, где, по крайней мере, его не достанут камни противоположной стороны улицы, однако решил все же не делать этого, потому что развалины затруднили бы ему путь и опасность споткнуться не ко времени была слишком велика.

Здесь же земля была ровной, и уворачиваться было не так уж трудно, так что он побежал дальше по середине улицы.

Какое-то время менгиры вели себя совершенно спокойно. Он пробежал уже значительное расстояние, когда внезапно они опрокинулись все одновременно — перед ним, позади него, с обеих сторон. Он предполагал такую возможность и подготовился к ней. Когда та пара камней, что была к нему ближайшей, наклонилась, он точно рассчитал, где упадут обломки, и отскочил на несколько дюймов от того места. И они действительно не попали в него. Конан насмешливо хмыкнул в адрес невидимого волшебника и запрыгал с камня на камень.

И вот менгиры позади, и двое друзей оказались на очередной широкой площади. Точно в ее середине высилась гигантская гробница.

— Клянусь Митрой! — проговорил Фалко слабым, дрожащим голосом. — Как ты сделал это?

— Пришлось, — ответил Конан.

Ветер мгновенно стих.

— Сомневаюсь, что будет легче, даже если враг сдастся, — проворчал Конан. — Давай-ка пойдем дальше, прежде чем ему придет в голову что-нибудь новенькое.

Он побежал к гробнице.

Высокие плиты черного камня вздымались так высоко, что он не мог разглядеть в красноватой мгле крышу, которую они поддерживали. Гигантское отверстие входа зияло перед ним. Какой ужас таился там? После всего перенесенного в адском городе это вовсе не заботило Конана. А того, что волшебнику удастся свалить это строение, можно было не опасаться — для этого здание было чересчур массивным. Кроме того, оно хранило Секиру Варуны.

— Добрый бог уберег нас от всего и благополучно доставил сюда! — благодарно вздохнул Фалко.

Конан, правда, держался того мнения, что не стоило бы преуменьшать значение их собственных действий, однако предпочел об этом не говорить. Он ссадил Фалко с плеч.

— Оставайся здесь и сторожи, — попросил он. — Я пойду туда.

Юноша посмотрел на него с немым благоговением.

Без сомнения, перед ними был единственный вход в гробницу. Абсолютная тишина окутала киммерийца, когда он ненадолго остановился, а потом эхо его шагов снова зазвучало по каменным плитам, отраженное высокими стенами и потолком, теряющимся во мраке. Совсем тихо шелестели крылья и шуршала чешуя.

Когда он бросил беглый взгляд через плечо, вход показался ему смутным серо-красным пятном. Но ему не пришлось пробираться вслепую и на ощупь, ибо впереди горело голубоватое мерцание.

И оно становилось сильнее, чем ближе подходил варвар — с осторожностью и гибкостью пантеры. И вот он уже видит, что сияние изливается из хрустального шара, покоящегося на огромном каменном блоке. Этот блок был исписан странными символами, неприятным образом притягивающими глаз, заставляющими идти по жутким тропам, пробуждающими кошмарные картины. Собрав всю силу воли, Конан оторвал от них взгляд. Позади алтаря высилось огромное изображение божества — не Сэта, но чего-то с крыльями и бесчисленными щупальцами. Возможно, то был еще более древний бог. Конан удостоил идола лишь одним мрачным взором, после чего продолжил осмотр.

На полу, освещенном хрустальным шаром, он увидел торчащую скобу. Он подошел ближе, чтобы рассмотреть ее получше, и установил, что она является частью тау-креста, сделанного из того же камня, что и кусок пола размером в человеческий рост. Волнение охватило Конана! Именно так описывал ему это место Парасан! Это была крышка древней могилы, где пророк спрятал секиру.

Конан спросил себя, откуда жрец взял силы, чтобы поднять такую невероятную тяжесть. Он встал, расставив пошире ноги, схватился за скобу обеими руками и собрал всю свою мощь, чтобы открыть крышку гробницы.

Мускулы грозили порвать кольчугу, вздулись канатами на руках и ногах. Жилы на ладонях и шее напряглись. Пот проложил дорожки, смывая кровь и грязь. Но действовал он очень осмотрительно, ибо — вот бы дьяволы посмеялись, сломайся он у самой цели! Он стал медленно выпрямляться, очень медленно, так что ноги и бедра принимали на себя постепенно всю тяжесть.

Гигантская каменная плита со скрежетом подалась. Конан повернул ее, чтобы лучше поднять, ухватился за нее и наконец стремительно отскочил в сторону, выпустив ее. Она опрокинулась на каменный пол и разлетелась. Треск и грохот загремели по всему зданию и отразились эхом от стен. Конан опустился на колени возле отверстия и заглянул в могилу.

Кости и следы от даров умершему были покрыты пылью, но на них он вообще не обратил внимания. Он видел лишь одно — то, с чем время ничего не могло поделать. Это была боевая секира, оружие такого рода тайянцы до сих пор используют в сражениях. Рукоятка была длинной и прямой, лезвие, заканчивающееся наверху острым шипом, — слегка изогнутым. Но она была больше обыкновенных боевых секир, и только по-настоящему сильный человек смог бы ее поднять. Рукоятка из незнакомого Конану красно-коричневого дерева ни в малейшей степени не пострадала. На лезвии с обеих сторон было выгравировано изображение солнца. Металл отливал голубовато-белым, как тонкий шелк, как будто сквозь него струился свет. Еще никогда киммерийцу не доводилось видеть подобной стали. С непривычным благоговейным чувством склонился над ней Конан, схватил Секиру и встал. Он попробовал широко размахнуться, и у него возникло ощущение, что она ожила в его руке, стала частью его «я» и превратила его в бога войны. В нем забурлило ликование, которое он все же попытался подавить. Осторожно провел он пальцем по острию. Несмотря на эту осторожность, он все же легко порезался, так что выступило несколько капелек крови. Оружие было острым, как бритва. Парасан упоминал о том, что оно никогда не нуждается в заточке. Конан восторженно засмеялся и со свистом рассек ею воздух перед идолом.