Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов

Кирх тоже присмотрелся. Портрет потемнел и местами облез, от чего потерял большую часть своего великолепия, однако сохранившиеся краски бережно выводили знакомый силуэт. Сверху на них смотрела Каринаррия Корсач собственной персоной: странный наряд, очень походивший на трофейное платье из лагеря циркачей, распущённые волосы и кулон в виде ключа на шее. Девочка лукаво улыбалась, поблёскивая разными глазами, один палец она прижала к губам, призывая смотрящих сохранять молчание, второй же ручкой указывала направо, прямо в чёрную дыру, полную гари.

— Ну чего стали? — проворчал подгорный человек и скрылся вместе с источником света в левом проходе.

Кирх немного посмотрел в темноту, где раньше ещё виден был лик охраняемой, потом пожал плечами и пошёл, как всякий здравомыслящий человек, навстречу свежему воздуху. Владомир тоже пожал плечами, но свернул направо: он решил верить ведунье.

Сумеречники вальяжно перекатывались за стенами и сновали в полу, их вечно голодные животы требовали поживы. Но люди были в безопасности. Каринаррия Корсач была уверенна в этом как никогда ранее. Нет, её не беспокоила угроза кровожадных ревущих монстров, пропитавших своей жаждой сами основания таинственного храма. Она знала, что в любом случае останется нетронутой, и её раненого спутника не будут беспокоить какое-то время. Время было тем последним основанием, что ещё удерживало их. Кто знает, может, они и не стали бы нападать второй раз на гроллинов, будь с ними ведунья. Теперь же оставалось только молиться, что кто-либо ещё жив или, беря в расчёты количество прожорливых ртов, уже мёртв. Девочка открыла глаза, чтобы окончательно не завязнуть в дурных предчувствиях и ощущении собственного невольного предательства. Зал был по-прежнему пустынен, где-то в его глубине размеренно с удручающим шелестом осыпалась побелка. Больше не было ничего…

— Барышня, чего ты в себя так ушла? — тихо окликнул её Лоран, отвлекая от невесёлых мыслей. — Думаешь о вселенской несправедливости или пользе пребывания под землёй для кожи лица?

— Не смейтесь, Лоран, — девочке очень хотелось бы помолчать и раствориться в тишине, словно её и вовсе не было, но это грозило очередной встречей с ночным мучителем, да и голос невурлока, разносимый ветром был слишком пугающ одиночеством. — Мы погибнем, скорее всего, погибнем, потому что выбраться отсюда нам никто не даст.

— Чего тебе-то беспокоиться? Можешь быть уверенна, что скоро сюда явится Кирх с мечом наголо и спасёт тебя, раньше, чем я успею восстановиться.

— Что может сделать Ваш Кирх? — горько хмыкнула Каринка, утыкаясь подбородком в колени и наблюдая, как переползают по металлическому дереву очередной статуи каменные змее-рыбы. — Что он вообще может…

Мужчина заметно напрягся, что могло быть объяснено его поистине магическим выздоровлением, но девочке показалось жестом, боле продиктованным чувствами. Несмотря на колоссальные усилия, длинноволосый повернулся к охраняемой и пристально уставился на неё своими красными глазами. Когда гроллин становился таким собранным и серьёзным, девочке становилось не по себе.

— Почему ты так жестоко ведёшь себя с ним? — голос у Лорана звучал строго и при этом участливо, словно у сурового, умудрённого опытом наставника, пытающегося втолковать нерадивому ученику истину жизни. Это настолько преобразило весь его облик, что девочка невольно сжалась и с детским благоговением замерла. — Это в вышей степени недостойное поведение. Разве ты не видишь, что нравишься человеку? Он весь извёлся, стараясь тебе угодить, а получает взамен лишь пренебрежение. Ты просто избалованная, надменная мещанка с амбициями. Угораздило же его первый раз именно в тебя…. Это выше моего понимания. То ты… не имеешь права, не должна так себя с ним вести. Ты хоть понимаешь, что он посвятил тебе? Это доверие очень и очень значимое и редкое явление. Да за право просто такого положения все ваши аристократки перебьют друг друга. Я не удостоился права даже полагаться на него, после стольких лет…

— Доверие? — столь странное, пугающие и притом совершенно непонятное признание в совершенно непонятных чувствах настолько смутило девочку и выбило из колеи, что она толком не смогла оценить степень невозможности сказанного Лораном и поспешила перевести тему. — О каком доверии может идти речь? Этот человек дважды предавал меня! Он, как никто дугой, имел основания стать на мою строну, а при этом с завидным постоянством обрекал меня на страдания. Вместо того чтобы заступиться, он трусливо шёл на поводу у остальных. И я должна ещё ему доверять? Из-за него всё это произошло. Ничего этого бы не случилось.

— Следи за своими словами, если не можешь уследить за дурью, — попытался остудить её невурлок. — Все вы, ведуны, как клещи впиваетесь в свои тайны, плодите заразу и стараетесь спихнуть ответственность на других.

Карина подскочила на ноги, собираясь броситься прочь. Зная своё состояние, она могла точно предположить, что такая беседа может закончиться или дракой, или слезами. Первого она не перенесла бы физически, второго не позволила бы вынести гордость, измочаленная этим унизительным походом до жалкого состояния. Однако бросать здесь раненого было равноценно убийству, поэтому девочка сделала вид, что просто захотела размять ноги.

— Вы даже не представляете, о чём говорите, Лоран, и чего уже несколько дней от меня добиваетесь, — юная Корсач взяла себя в руки и усилием воли заставила продолжить неприятный разговор.

— Ты права, не представляю, — снова ей показалась некая горечь в голосе мужчины. — Я не ведун, не глава рода и даже не подверженный тадо. Зато я могу очень красочно представить, что случилось с тобой. Провинциальная забитая маменькина дочка, не показывающая нос дальше дамских клубов и романтических читален, вырывается в свет и тут же жаждет ощутить все его прелести, чтоб обязательно всё красиво было, чтоб всё как в романе. Она из кожи вон лезет, чтоб привлечь внимание к своей персоне, но слишком боится ославиться. И тут попадается знаменательная возможность: открывается способность общаться с Тварителем. И что она делает? Начинает разыгрывать комедию, боясь перечить господину, но по прежнему желая соответствовать излюбленному книжному образу. А когда всё идёт не по её сценарию начинает бросаться в истерики и безумные выходки, выставлять себя жертвой и невинной овцой. Ей с её забитым умишком просто не может прийти в голову, что возможны чьи-либо ещё интересы, кроме её собственных. Она зацикливается на своей персоне и тех "несказанных мучениях", которые выпадают на её долю ежесекундно.