Олаф Бьорн Локнит - Конан и Посланник мрака

И так далее, и тому подобное. Доев полусырого цыпленка и невкусные овощи, я почти перестал прислушиваться к спору двух благородных сородичей, убежденных в прямо противоположных друг другу истинах. Заказал еще одну кружку убойного пива, ибо решил сегодня напиться вдрызг, извинился, встал и вместе с кружкой, где плескалось две кварты темного густого, как мед, напитка, побрел в сторону площадки для дуэлей. Вызвать, кого-нибудь, что ли? Вон тот немедийский дворянин косо на меня посмотрел! А этот наступил на ногу!

— С-сударь! — меня взяли за плечо и развернули. Так, понятно. Пьянющий в дым провинциальный барон, да вдобавок бастард — красная перевязь на гербе. — М-можно попросить?..

— Попроси,— надувшись, ответил я. От бастарда несло, как от целой винной бочки.

— Не соблагогли… Не соблаволи… Короче, не соблагаго…

— Соблагоизволит,— любезно подсказал я.

— Верно! Я тебя вызываю!

— За что? — изумился я.

— За оскорбление моей дамы сердца,— очень отчетливо и раздельно, как умеют только исключительно пьяные люди, сообщил бастард с золотым лососем в синем гербовом щите.— Ты только что о ней плохо подумал!

— Соблагоизволю,— я поморщился.— Идем. Свидетели поединка нужны?

В моей изрядно затуманенной голове появилась идея кликнуть свидетелями пухлого барона Дорна и его дядюшку. Нечего сидеть и пиво жрать, когда люди сражаются за свою честь!

Поскольку вызвавший меня бастард довольно твердо держался на ногах, но не мог членораздельно выговорить и слова, представляться перед зингарским капитаном, следившим за порядком на дуэльном поле, пришлось мне.

— Маэль Монброн, гр… гра… э-э… из Аквилонии. Вызван на поединок за оскорбление дамской чести месьором…— я подтолкнул локтем заику. Тот встрепенулся и тщательно произнес:

— Н-незаконный сын барона Ш-шверина. К услугам.

— Прошу,— любезно кивнул зингарец, указывая нам на освободившуюся площадку, откуда утаскивали чей-то труп.

Я-то всегда считал, что нет ничего проще, чем рубиться на мечах с подвыпившим противником. Да ничего подобного! Пока ваш соперник не выдохнется, он гораздо более верток и ловок, чем человек более трезвый. Он даже умудрился задеть меня острием по колету, распоров рукав, но все-таки я потребил черного пива гораздо меньше (недопитая кружка пребывала на сохранении у бдительного зингарца) и после четвертого выпада я ранил супостата в бедро, он упал и тотчас признал свое поражение.

— Надеюсь, ты больше не полагаешь, что я плохо подумал о твоей, несомненно прекрасной даме сердца,— слегка заплетающимся языком сказал я поверженному бастарду, получил утвердительный ответ, поклонился (едва не упав), забрал верную кружку и поковылял обратно к столам. Если уж решил напиться, то намерение должно быть осуществлено в полной мере.

Клочок лавки возле толстого барона Дорна уже оказался занят — явился какой-то мелкий дворянчик из свиты королевы Тарамис. Дядюшка и племянник наперебой растолковывали новому слушателю, что Тараск имеет все права на престол Немедии, но такими же правами обладает и Ольтен. Юнец послушно кивал. Я обошел все столы, но свободного места не обнаружил. Ближе к вечеру число желающих покутить на «ничейной земле» безмерно возросло.

Наверное, сами боги направили меня к дверям приземистого дома из черных бревен, который, собственно, и являлся «Лошадью Сигизвульфа». Мне почему-то взбрело в голову, что, если господа благородные веселятся на улице, то внутри обязательно отыщется тихое местечко.

Дорогу внутрь перекрыли двое здоровенных деревенских парней, смотревших одновременно и нагловато, и почтительно.

— Прощения просим, ваша милость,— сказал один из них,— туда заходить дозволено либо по разрешению хозяина, либо за а-агроменные деньги.

— С-сколько? — брезгливо осведомился я, понимая, что обитатели Алгиза решили нажиться на приспешниках Ольтена и Тараска на две жизни вперед.

— Пять ауреев, ваша милость, — вздохнув, ответил здоровяк. Наверное, он даже не представлял себе, как выглядит такая огромная сумма. В деревнях редко видят золото.

Плюнув на будущее, которого у меня все равно не было, я запустил руку в кошелек. Пальцы нашарили две самые тяжелые монеты, каковые по рассмотрению оказались аквилонскими солидами — знаменитый «Двойной лев». Каждый содержит в себе драгоценного металла на стоимость десяти обычных кесариев. Золото и платина, обиходное название порождено двумя отчеканенными львами, поддерживающими вензель монарха, «КК» — Конан Канах. Да провались он, этот Конан! Отлично, одной монетой заплачу за вход, другую пропью.

— Ой, господин,— сморщился верзила. — Денежка незнакомая, чужестранная. Я лучше хозяина позову.

Хозяин явился мгновенно. Оценил тяжесть «Двойного льва», отсыпал мне четыре немедийских аурея сдачи, залебезил и лично проводил внутрь. Действительно, помещение для самых почетных гостей. По гербам я различил аж целых трех герцогов и… и… А что здесь делает Тотлант?

Стигийский волшебник восседал за отдельным столом и разговаривал с абсолютно незнакомым мне человеком. По виду — тоже стигийцем. Второй носил непритязательные коричневые одеяния, как и Тотлант, брил голову наголо, отличался темно-коричневой, очень загорелой кожей, множеством морщин на лице и простыми серебряными серьгами в обоих ушах. Только взгляд уж больно величественный.

Мне почему-то сразу вспомнилось имя — Тот-Амон. Хотя нет, с Тот-Амоном я однажды сталкивался. Он куда сухощавее, на левой щеке торчит большая бородавка и выглядит гораздо грознее. Это не Тот-Амон, точно. Это кто-то другой.

Я довольно развязно подошел к столу, плюхнулся на сиденье рядом с Тотлантом, фамильярно обнял его за плечо и, громко рыгнув, сообщил:

— Привет! Меня отовсюду прогнали! Даже родной предок! Он с этой… с гулью… с гулей… в общем, с рабирийской кровопивицей воркует!

Впервые я увидел Тотланта испуганным. Волшебник замялся, кашлянул, неприязненно глянул на меня, потом виновато — на пожилого собеседника…

— Может быть, я невовремя? — запоздало сообразил я.— Извини. Наверное, у тебя важный разговор?..

— Пусть молодой человек присядет,— меня тщательно изучили взглядом темных, пронизывающих, чуть навыкате глаз. Престарелый стигиец гостеприимно указал на потемневший от времени табурет. — Тотлант, сын мой, представь нас.

«Сын мой»? Что бы это значило? Традиционное стигийское обращение старшего к младшему?

— Маэль,— слабо выговорил придворный волшебник короля Эрхарда,— познакомься. Это Менхотеп, мой отец.

— К вашим услугам,— я снова подскочил, качнувшись, и поклонился.— Маэль, бывший граф Монброн. Так сказать, в отставке.