С. Никин - Симбиоз

Через минуту троица остановилась прямо передо мной. Своими позами они явно подражали героям вестернов, ноги широко расставлены, руки висят на засунутых под широкие поясные ремни больших пальцах. Не хватает только широкополых шляп с шерифскими звездочками вместо серых ментовских головных уборов.

— И по какому поводу скучаем? — задает вопрос молодой лейтенант с лихо заломленной на затылок кепке.

— Оно тебе надо, лейтенант? — задаю встречный вопрос.

— О-па! — удивляется один из его подчиненных, с пустыми погонами. — Какой клиент наглый пошел!.

— Предъявите ваши документы! — сорвавшимся на визг голосом рявкает лейтенант, заложив руки за спину и шире расставив ноги, словно готовясь к неожиданному порыву ветра.

Стоящие по обе руки от него подручные с многообещающим видом отцепляют от поясов дубинки. Возмущавшийся наглостью клиентов пухлощекий рядовой, растянув губы в милой улыбке, начинает многообещающе похлопывать дубинкой по левой ладони. Второй подручный, младший сержант, с задумчивым видом рассматривает свою дубинку, будто обнаружил на ней какие-то непонятные узоры.

— Мои документы у него, — киваю на младшего сержанта.

Лейтенант с рядовым удивленно поворачиваются к товарищу. Закрываю глаза и легко беру под контроль тело задумчивого мента.

— Разрешите обратиться, товарищ лейтенант! — рявкаю, приложив руку к виску.

— Ты чего это, Сыч? — офигевший летеха буквально выкатывает изумленные глаза. — Ну, обращайся.

— Документы у него, — указываю дубинкой на рядового.

— Ты чо-о?! — в свою очередь выкатывает глаза тот. — Какие документы? Где они у меня?!

— Вот здесь, — нога, обутая в массивный ментовской ботинок, врезается между удобно расставленных ног. Глаза пухлощекого выкатываются еще сильней. Издав звук, похожий на звук воздуха, вырывающегося из пробитой покрышки, он складывается пополам.

Взгляд, застывшего с открытым ртом лейтенанта, словно маятник перескакивал с одного своего подручного на другого.

— А может, документы у тебя? — тыкаю дубинкой ему в грудь.

— Э, э, — летеха поспешно закрывает пах ладонями и отступает на шаг. — У тебя что, ептить вот, крыша поехала, что ли?! Ты зачем Тимоху…

Не дослушав, легонечко бью дубинкой снизу по подбородку, заставив его рот со стуком захлопнуться. Заметив, что лейтенант тянется к кобуре, уже сильнее бью его по предплечью. В больших мальчишеских глазах отражается испуг. Страшно, гаденыш? А той девчонке, что бежала от вас, всхлипывая, не было страшно? А остальным вашим "клиентам" страшно не бывает?

— Предъявите ваши документы! — говорю металлическим голосом.

— Ты чо, Сыч…

Снова резко бью его по предплечью.

— Документы!

— Щас, — всхлипывая визжит лейтенант. Дрожащей левой рукой расстегивает нагрудный клапан и достает удостоверение.

Беру его и, не глядя, начинаю рвать на мелкие кусочки. Летеха сквозь слезы смотрит на это, не решаясь возражать.

— Отныне ты под моей опекой, — сообщаю лейтенанту, закончив уничтожать его удостоверение. — Ферштейн? Ферштейн, спрашиваю, или нихт!?

— Ферштейн! — визжит тот, закрываясь руками от взметнувшейся вверх дубинки.

— И ты под моей опекой, — сообщаю пухлощекому Тимохе, начинающему приходить в себя, и перепоясываю его дубинкой по левому боку.

Лейтенант смотрит на происходящее ничего не понимающими глазами. Еще минуту назад он был практически властелином вселенной, и вот мир рухнул ему на голову без всяких на то логических объяснений.

— А я под твоей опекой, — кладу ему руку на лечо и успокаивающе похлопываю. — Ферштейн?

— Ферштейн, — поспешно соглашается тот.

— А раз ферштейн, тогда держи, — протягиваю ему свое орудие экзекуции. — Врежь мне со всей дури в лоб. И не дай Бог замечу, что ты ударил не в полную силу…

Видя, как лейтенант заносит дубинку, отключаюсь от тела сержанта, и тут же дубинка с глухим стуком врезается в его лоб. Тело, словно подкошенное, падает мне под ноги.

— Ы-ы-ы, — летеха роняет из рук дубинку и, ноя, опускается на тротуарную плитку. — Ы-ы-ы…

Встаю с лавочки и выхожу на освещенный проспект. Многочисленные ночные прохожие двигаются в обе стороны веселыми компаниями, и никому нет никакого дела до темного скверика.

По дороге в "Стар Сити" мне вспомнилось мое нападение на дом Скобина пять лет назад. Особой гениальностью разработанного плана оно не отличалось, большая часть была полным экспромтом. Нынешнее же предприятие не имело вообще никакого плана. Толик вез меня к закрытому для обычных посетителей бизнес-клубу, где, по дошедшей до меня информации, заключали сделки, а также обильно обмывали их, отечественные толстосумы. Это, естественно, был не единственный такой клуб в столице, но именно в "Стар Сити" часто появлялся Сатирин. С какой целью я туда направлялся, не было известно даже мне самому. Просто надоело бездействовать, изводя себя разными нехорошими мыслями.

Вечерняя столица пестрела разноцветными рекламными огнями и подсвеченными вывесками. Прошедший дождик намочил тротуары и автомагистрали, и теперь в них расплывчато отражались многочисленные пешеходы и нескончаемый поток автомобилей. Мда. В нашем городке в этот час жизнь на улицах, конечно, не замирает совсем, но машин становится значительно меньше, нежели днем. Да и прохожие выглядят по-другому, они уже не спешат по своим делам торопливой походкой, а неспешно прогуливаются парами или небольшими компаниями. Здесь же с наступлением вечерних сумерек ничего не изменилось — те же встречные потоки пешеходов, обтекающие друг друга, та же транспортерная лента машин, останавливающаяся временами, повинуясь сигналам светофоров.

— Подъезжаем, — сообщил Толик, поворачивая машину в левый поворот.

Эта улица была менее оживленная, но все же движения хватало. Найдя свободное место, Толик приткнул "Тойоту" к поребрику.

— Туда нас вряд ли пустят, — кивнул он на шлагбаум перед въездом на территорию клуба, что находился на противоположной стороне магистрали.

— Постоим пока здесь, — соглашаюсь с ним. — Понаблюдаем.

Подъезжавшие к клубу крутые иномарки лишь замедляли ход перед въездом, как шлагбаум тут же автоматически поднимался. То ли у водителей были брелки дистанционного управления, то ли тот, кто им управлял, знал все номера машин, которым был разрешен въезд на территорию. После десятиминутного наблюдения за публикой, прибывающей в "Стар Сити", в моей голове начало зарождаться некое подобие плана. Удивив Толика заявлением, что собираюсь пару часиков вздремнуть, перебираюсь на заднее сиденье и продолжаю наблюдение.