Вадим Ветров - Перемещенцы

— Сэм! Прекрати! — крикнула она вслух, трясущимися руками наливая себе очередную стопку водки.

— Что происходит? — одновременно воскликнули Жан и Сагресса, Хотен и Везунчик только удивленно смотрели на друзей.

— Ментальное нападение? — весь напрягся Жан.

— Отсроченное проклятие? — тревожно всматриваясь в возлюбленного, вторила ему эльфийка.

— Все в порядке. Это наше семейное дело, — излишне резко, чем хотела, ответила Арина и, залпом осушив стопку, потянулась за мясом.

— Семейное…,- начала, было, травница, но Сэм ее перебил:

— Все в порядке, дорогая.

Жан протянул руку к штофу и налил всем водки, как заподозрила Арина, для того, чтобы ей меньше досталось. В этот момент у столика нарисовался довольный Домин.

— Яр Сэмуэль, может быть, уже начнем? А то гости заждались, — уважительно обратился он к Сэму и выставил на стол второй штоф.

Ого, уже и яр, подумала захмелевшая Арина. Про голос в голове она старалась не думать, чтобы окончательно не впасть в меланхолию. Сэм взобрался на помост. Арина видела, что он напряжен и немного нервничает, поэтому постаралась направить в сторону друга как можно больше положительных эмоций, сопровождая их подбадривающими мыслями. После того как начинающий маг научился ставить защитные блоки, он не испытывал того сильнейшего эмоционального прессинга, которому подвергался в юности. Но с Ариной у них была постоянная эмпатическая связь. Почему так получалось ни Сэм, ни Сагресса объяснить не могли. Вот и сейчас парень благодарно кивнул подруге и провел ладонью по струнам. В зале моментально наступила полная тишина. Народ, неизбалованный зрелищами, затих в предвкушении. Сагресса что-то шепнула, и звук усилился, разливаясь по всей округе. Жан, словно для того, чтобы лучше видеть, пересел на место Сэма между Ариной и эльфийкой. Теперь Арина с одной стороны чувствовала горячее мускулистое предплечье Хотена, а с другой не менее горячее касание бедра Жана. Слегка опьяневшая, девушка про себя довольно мурлыкала. «Сделал гадость — на сердце радость» — прокомментировал внутренний голос, который Арина проигнорировала. Крепкий самогон сделал свое дело. Все вокруг казалось несерьезным и преодолимым. Сэмуил заиграл красивую и сложную пьесу. Арина сразу же закрыла глаза, погружаясь в волшебство звуков. Она всегда так делала, когда слушала музыку. Все вокруг прекратило существование остались лишь она и перебор гитарных струн. Сэм играл свой любимый «Танец морских стихий». Раньше Арина даже не представляла себе, что из гитарных струн можно извлечь настолько сложную мелодию. Она слышала чаек, шум набегающих и разбивающихся о скалы волн, крики людей, сошедшихся в яростной схватке с чудовищным ураганом, свист ветра и плач по погибшим товарищам. Когда Сэмуил закончил играть, несколько секунд в зале было тихо. А затем, как пишут в музыкальных обзорах, «…тишина взорвалась громом оваций…», а так же воплей и криков. Со всех сторон кричали: «Еще!» Довольный Сэм кивнул и заиграл сложный проигрыш. Это уже была любимая Аринина пьеса «Плач дождя». Дом. Дочь. Собственная смерть. Она всегда плакала под эту музыку, каждый раз, заново переживая тот давешний сон, на лесной поляне. Положив голову на плечо боящемуся пошевелиться Хотену, Арина полностью погрузилась в воспоминания. Когда музыка затихла, из-под закрытых ресниц выкатились две слезинки. Жан резко наклонился к ее лицу и, чуть касаясь кончиками пальцев щек, снял светящиеся капли. Арина открыла повлажневшие глаза и встретилась взглядом с охотником:

— Как бы я хотел убрать твои слезы губами, — прошептал он. — Эй, менестрель, а веселых песен у тебя нет? А то тут девушки уже рыдать начинают.

— И не только девушки, — шмыгнул носом Велко.

Сэм улыбнулся и выдал веселую танцевальную мелодию. Тут же группа наемников сидящих в конце зала подхватила нескольких взгрустнувших молодух, и они всей дружной компанией пустились в короткий зажигательный танец — три прихлопа, два притопа, поворот и визг. В окно, распихивая оккупировавших его крестьян, всунулась счастливая физиономия Хоньки.

— Я тута бубенец принес, может, сгодится? — радостно поинтересовался он.

— Сгодится, — встрепенулась Арина, выхватывая бубен из рук парнишки, — Сэм, давай, наяривай!

Она легко вскочила на помост рядом с другом и присоединилась к концерту.

Я обманывать себя не стану,Залегла забота в сердце мглистом.Отчего прослыл я шарлатаном?Отчего прослыл я скандалистом?[17]

Всеобщее приподнятое настроение подействовало на выпитое девушкой спиртное словно катализатор. Кровь забурлила, захотелось подурачиться, выдать что-нибудь такое, чтобы ее надолго здесь запомнили, чтобы черноглазый охотник понял, что она не такая, как все, она особенная, и никогда не будет очередной в длинном списке покоренных им красоток! Арина пела, постукивая в такт гитарным переборам бубном, и при этом пританцовывала, отстукивая мелодию пятками. Ее стройная фигурка, обтянутая черной майкой и джинсами очень гармонично смотрелась на сцене и прекрасно вписывалась в эту странную музыку, извлекаемую из не менее странного инструмента. Когда друзья замолчали, корчму чуть не снесло от восторженных криков посетителей. Ну и что, что песня звучала на незнакомом языке, ее смысл был понятен всем. И на этой волне эйфории Арина решилась:

— Цыганская! Танцуют все!

Наемники уже сдвинули столы к стенам, освобождая в центре зала место, на улице танцевали прямо на площадке перед окнами. Дети облепили окружающие деревья и висели, словно гирлянды на новогодних елках. Арина легко спрыгнула с помоста, стянула с плеч Сагрессы платок, схватила улыбающегося Жана за руку и втащила на импровизированную сцену.

— Эх, давно я не танцевала цыганочку, — пожаловалась Арина потолку, — Сэм, жги! С выходом!

И Сэм зажег! Судя по удивленно-восторженным глазам Жана и окружающих, выход Арине тоже удался.

Очи черные, очи страстные!Очи жгучие и прекрасные!Как люблю я вас! Как боюсь я вас!Знать, увидел вас я в недобрый час.

Девушка, повязав платок вокруг бедер и грациозно прихлопывая бубном, наступала на охотника, вилась вокруг него, отклонялась и завлекала изящными движениями рук, плеч, головы. При этом, не отрывая взгляда от черных глаз. «Ну же, — кричали ее глаза, — ты сможешь! В тебе тоже течет кровь свободолюбивого народа!»

Ох, недаром вы глубины темней!Вижу траур в вас по душе моей,Вижу пламя в вас я победное:Сожжено на нем сердце бедное.

И Жан поддался этим глазам, постепенно задорная музыка увлекла его, он ответил, интуитивно чувствуя, когда нужно отступить, уступая главную роль девушке. Чувственная мелодия проигрышей постепенно ускорялась, набирая стремительный темп, и вместе с нею ускорялись танцоры, разыгрывая перед зрителями, целый спектакль — любовь, страсть, ревность, измену…