Дмитрий Скирюк - Руны судьбы

Парнишка мотал головой и помаленьку впадал в пьяную патетику, язык его всё больше заплетался, и вскоре монах потерял к нему интерес. Однако услышанное заставило его задуматься. Он задал ещё пару-тройку вопросов о девушке, поинтересовался, как та выглядела и о чём ещё расспрашивала. Кончилось всё тем, что беловолосый парень уснул прямо за столом. Расталкивать его не стали.

Заночевали в комнате хозяина корчмы, а следующим утром двинулись в дальнейший путь. Брат Себастьян был молчалив, и Томас, тоже размышлявший над словами пьяного парнишки всё утро и добрую часть ночи, наконец не выдержал.

— Что вы думаете о т-той истории, учитель?

— О какой истории? — рассеянно отозвался тот.

— О той, к-которую нам рассказал тот раненый в кабаке. Т-та девица, к-которая чуть не убила парня по пути на б-богомолье.

— Увы, сын мой, — задумчиво сказал брат Себастьян, прислушиваясь к топоту копыт. — Рассказанный сим юношей прискорбный случай не есть единственный, достойный порицания. Но гнусность заключается отнюдь не в покушении на убийство. Девушка эта наверняка красива телом и лицом, и вероятно сама склонила парня к близости. Опять же нельзя не принять во внимание complexio venereo[27], вызвавшее навязчивые помышления.

Природа мужа хладнокровна и покойна, если только её не дразнить... Наверное, в последний момент раскаянье в ней возобладало над скотским влеченьем, и она ударила его заколкой или спицею — откуда же у девки нож? — воспользовалась замешательством и после убежала. Естественно, парня снедает досада. Не так уж он и ранен, просто оцарапался; пьяный человек склонен к преувеличению. Навряд ли здесь можно говорить о ведовстве. Природа человеческая, а тем паче женская, и без того настолько похотлива и порочна, что даже самые благие цели низводит до греха. На моей родине, в Испании есть песенка про девушку, которая идёт как будто на поклон к святым мощам, а на деле — совсем для другого. Ты её не знаешь?

— Н-н... Н-н... Нет.

— Хм. В детстве я слышал её, но... Хорошо, я попробую вспомнить хотя бы слова.

Он откашлялся и стал читать, переводя, где нужно на латынь, ибо испанского Томас не успел пока что выучить:

Как я, мама, шла на богомольеШла одна да через чисто поле,Только дуб зелёный,Дуб зелёный...

Без подруг, чтоб быть поближе к Богу,Да не ту я выбрала дорогу,Только дуб зелёный,Дуб зелёный...

Я на тропке горной притомиласьПрикорнула я под сенью дуба,А когда средь ночи пробудилась,Крепко обнимал меня мой любый.Только дуб зелёный,Дуб зелёный...

Пригорюнилась я, как пошло светати.Так сподобилась я Божьей благодати.Только дуб зелёный,Дуб зелёный...[28]

— Вот тебе и пример, мой юный Томас, — закончив декламировать, продолжил брат Себастьян. — Паломничества стали источниками прегрешений, развлечений и прежде всего удобны влюблённым. Завести интрижку во время путешествия к святым мощам считается хорошим тоном. Молодая женщина, желая поразвлечься, преспокойно говорит мужу, что ребёнок их заболеет, если она не сходит на богомолье ex vofo, то есть согласно обету, данному ей, скажем, во время родов. И идёт. Паломничества приурочены к рождению ребёнка, к свадьбе или же к другому мирскому занятию. Недаром говорят, что частые паломничества редко приводят к святости. Ты ведь читал «Contra peregrinantes»[29] Фредерика ван Хейло?

— Увы, учитель, нет. Не читал.

— Гм. Что ж, я всё равно собирался сделать по пути остановку в Геймблахской обители. Возможно, где-нибудь в библиотеке монастыря мы отыщем этот в высшей степени разумный трактат — он довольно широко распространён.

Деревня уже скрылась за холмом. Маленький отрядец бодро двигался вперёд, навстречу восходящему солнцу, как вдруг позади раздался топот ног и кто-то крикнул:

— Стойте! Погодите!

Брат Себастьян попридержал осла и оглянулся.

Из-за поворота выбежал беловолосый паренёк, повертел головой, увидел их и бросился вдогон. Догнал, остановился, тяжело дыша, кривясь на левый бок. На парне были тёплая зимняя куртка и штаны, за спиной — дорожная котомка.

— Погодите... святой отец... я хочу с вами... с вами хочу... идти.

— Юноша, — мягко ответил тот, — я не занимаюсь вербовкой наёмников. Тебе следует пойти к наместнику и подать прошение, или найти вербовщика...

— Нет, нет! — он затряс головой. — Вы... Вы не поняли. Я не хочу в солдаты. Я просто хочу поехать с вами. Я могу вам пригодиться, опознать девчонку. Я так думаю, господин священник, что ежели вы ищете Лиса, то может, стоит поискать и её?

Некоторое время была тишина. Затем монах кивнул.

— Не возражаю, — сказал он. — Но на содержанье я тебя взять не могу.

— Спасибо, — выдохнул тот. — Не надо брать. Я не гёз, мы только что убрали урожай, у меня... Я сам о себе позабочусь.

Киппер пожал плечами: если уж брат Себастьян одобрил, то ему-то и подавно всё равно.

Родригес смерил взглядом парнишку. Сплюнул.

— Тебя как звать-то? — спросил он.

— Михелькин.

— Михе... Нет, compadre[30], это слишком длинно. Будем звать тебя — Мигель.

Тот не решился возражать, и отряд, увеличившись на одного человека, двинулся дальше.

Холодным утром, день спустя после того, как Золтан хмуро оседлал коня и съехал прочь, Жуга принёс девчонке башмаки. Ялка глянула на них и онемела. Осторожно взяла, повертела, пощупала внутри, поднесла к лицу, вдыхая терпкий кисловатый запах свежевыделанной кожи. Подняла взгляд.

— Это... мне?

— Тебе, конечно, — усмехнулся травник. — Кому же ещё?

Васильковые глаза его искрились, словно снег под солнцем.

Башмаки даже на вид были дивные, добротнейшей работы, на гвоздях, с подбором не высоким и не низким, а как раз таким, чтоб и ходить удобно, и чтоб со стороны смотрелось, как картинка. Подковки, пряжки, ремешки; на толстых стельках — выстилка из меха... Ялка никогда не то что даже не мечтала о таких, — вообще не представляла, что такие вещи есть на свете! Сколько эта пара башмаков могла тянуть на рынке, лучше было и не думать. Бухарский ковёр можно было купить. Сам Лис носил простые горецкие башмаки, с острым носком и с обмоткой, на тонкой подошве, ничем не примечательные. Причину такой щедрости Ялка не могла отыскать и терялась в догадках.

— А... за что? — спросила она, внезапно чувствуя, что краснеет.