Юрий Никитин - Трехручный меч

Ветерок донес искристое облачко, моя кожа покрылась пупырышками, зато мышцы стали смотреться куда рельефнее, я видел злые завистливые взгляды этих эльфийских рыцарей. Весь двор вымощен плотно подогнанными крупными булыжниками, копыта моего коня выбивали искры. Воздух чист и свеж, что и понятно, фонтан бьет мощно, струи поднимаются на высоту в два моих роста, слышится аромат хороших цветов, не лесных или полевых, а именно выращенных в саду. Окна открыты, я видел женские и мужские головы, кое-кто из челяди выскочил навстречу, но от дверей не отходят, осторожничают, только один рослый парнишка нерешительно протянул руку к узде моего коня.

— Не укусит, — успокоил я.

Он ухватил под уздцы, я легко соскочил на землю. Рыцари спешились, я видел недовольство на их лицах. Явно самые рослые, отборные, все равно мало кто из них достает верхушкой шлема мне даже до уха. А если учесть, что сложение у них такое, словно всю жизнь сидели в библиотеках, то понятно, почему с такой ненавистью смотрят на мои мышцы. И понятно, почему предпочитают доспехи, а не облегающие тело майки.

Замок выстроен добротно, как и у Тарторикса, надежно, но, конечно, поменьше, и народу не столько.

Конечно, в замке я не заметил не то что сортиров, но даже кухни, но когда меня провели мимо пиршественного зала или палаты, я их не очень-то пока отличаю, да и кто отличает, если честно, то запахи жареной птицы я уловил отчетливо.

Герцог кивком подозвал еще одного, сутулого и угнетенного, но одетого чисто и опрятно, у которого в каждом движении читалось, что он раб, рожден рабом, бросил холодно:

— Отведи гостя в свободную комнату.

— Ваша светлость…

— Ах да, позовешь его к обеду. Сигнал прежний: дважды пропоет труба.

Я проследовал за рабом, из холла открылась анфилада комнат, везде мягкий свет из потолка, ряды статуй под стенами, в глазницах поблескивают то рубины, то изумруды, а то и вовсе яшма. Раб двигался легко и красиво, словно танцуя, я хмуро подумал, что это понятно, в гаремах плохих танцоров не бывает.

В отведенной мне комнате спартанская простота, но на стене зеркало во весь рост, а на столике всякая недостойная мужчины фигня, вроде щипчиков и ножничек, баночек с мазями. Впрочем, отыскался и крохотный нож, острый, как бритва. Кремами пользоваться не рискнул, смочил морду и, кривясь, кое-как выскоблил подбородок и щеки. Здесь мужчины все выбритые, так пусть же не примут за попа.

Труба пропела, когда я ополаскивал разгоряченное лицо. Вода в бадье ледяная, кожа заскрипела под пальцами. В дверях появился слуга, уже другой, этот двигался медленно и чуточку враскорячку, я сочувствующе подумал про геморрой или чирей в заднице, но перед обедом это не самые лучшие картинки, заставил себя сказать одобрительно, что хоть и плохой танцор, зато хороший папа, дальняя дверь в это время распахнулась, оттуда хлынул свет.

Зал показался огромным, стены и потолок в золоте, в чересчур ярких картинах, словно в церкви. Я потянул ноздрями будоражащие запахи хорошо прожаренного нежного мяса. В животе голодно квакнуло, ноги сами понесли меня навстречу ароматам. Во главе стола на приподнятом кресле с высокой спинкой, что и не кресло вовсе, а трон, сидит…

Издали мне показалось, что в кресле столб света, а когда проморгался, решил, что там статуя девушки из жидкого золота, ну не может быть человек настолько совершенен! Приблизились, я рассмотрел золотые волосы, падают солнечными потоками на плечи и спину, загорелое, очень красивое юное лицо, оранжевый плащ ниспадает с плеч и до самого полу, и только ноги не то в ослепляюще белых чулках, не то в туго обтягивающих панталонах, но и они производят впечатление разогретых добела. Даже кресло, темно-багровое, словно бы накалилось от ее тела, начинает наливаться жаром, светиться пурпурным огнем.

Она сидела спокойно, выпрямив спину, руки лежат на широких подлокотниках, лицо с вопрошающими глазами повернуто в нашу сторону.

— Моя королева, — произнес я и чуть-чуть поклонился, стараясь делать это как можно неуклюжее. — Я — Гакорд, еду мимо. Но теперь рад, что твои рабы пригласили меня отъесть… э-э… отожрать, словом, отобедать в твоем обществе.

Она некоторое время смотрела изучающе, затем, когда я начал терять терпение, легонько повела дланью в сторону свободного кресла рядом. Я сел, лишь тогда она произнесла тихим серебряным голосом:

— Это не рабы, а лучшие в этом королевстве воины… Тебя пригласили не для того, чтобы отобедать в моем обществе, а потому, что ты ехал из королевства Филидонии. Я просто хотела узнать новости.

— Ладно, — ответил я. — С чего начинать?

— С главного, — проговорила она.

Я довольно потер руки.

— Это хорошо. Наливай!

Она мило наморщила носик.

— А вы не хотите сперва откушать?

— Кушать, — сказал я свирепо, — я хотел два часа назад, есть хотел — час назад, а сейчас — жрать! И пить, конечно.

Она повела бровью, перед нами поставили стол и стулья с высокими спинками. Я пересел, не дожидаясь приглашения, я же варвар, слуги моментально заставили всю плоскость столешницы блюдами, у меня потекли слюнки, запахи и ароматы сшиблись, заставили ноздри трепыхаться, а в животе кишки встали по кругу под стенками, готовясь на лету хватать падающие куски мяса.

Передо мной опустили огромного прожаренного гуся на серебряном подносе. От гуся шел восхитительный пар, я схватил нож и вилку, сделал надрез. Из ущелья выстрелило с ума сводящим ароматом, я зарычал, отрезал кус, отшвырнул нож и вилку, ухватил обеими руками. Горячий сок побежал по пальцам к самому локтю, я перехватил его на пути языком

— Да, — произнесла она медленно, взгляд ее был задумчивым, — у вас и манеры…

— Вы такая красивая! — сообщил я. — Вам, наверное, этого никто еще не говорил.

Она кивнула:

— В такой манере — нет.

— Я просто чудо, — похвастался я, — какой оригинальный!

Мясо тает во рту, мелкие косточки трещат на крепких зубах. Королева смотрела с брезгливым интересом, но я так чавкал и плямкал, что она сглотнула слюну раз, сглотнула другой, ее глаза все еще не отрывали от меня взгляда, а руки сами по себе взяли гуся за крылышко, отломили… Опомнилась, когда на ее зубах хрустнула косточка, вздрогнула, но уже поздно, дорогая, только и осталось, что косточка, да и та разгрызенная, хорошие зубки, хорошие…

— Хороший у вас повар, — похвалил я. — Покупаю!

— Кого? — переспросила она.

— Повара, — объяснил я, — сколько за него хотите? Я его научу на углях жарить.

Она поморщилась:

— Боюсь, у вас слишком сложные рецепты.

— Я знаю, — согласился я великодушно. — Все, кто пытался испечь гуся в глине по моему рецепту, лажанулись!