Олег Бубела - Проклятые земли

Когда до меня оставалось метров десять, паук прыгнул. Именно этого я и ожидал, поэтому успел метнуться влево, взмахнув саблей. Клинок угодил по одной из лап и перерубил ее, а я сделал кувырок и снова поднялся на ноги. Но паук оказался быстрее и не дал мне возможности приготовиться к следующей атаке. Он опрокинул меня на спину и попытался вцепиться своими могучими челюстями, на пути которых мне удалось выставить саблю.

Я видел, как двигаются длинные жала, покрытые блестевшей в лунном свете слюной и оказавшиеся настолько твердыми, что сталь отказывалась их перерубать. Я сопротивлялся изо всех сил, не давая себя укусить, одновременно пытаясь вонзить кинжал в брюхо твари. Но паук точно был бронированным. Его брюхо, вдавливавшее меня в податливую землю, надежно защищал панцирь, крепкий и твердый, как у черепахи, пробить который у меня не получалось. Сообразив, что нужно бить в голову я сумел извлечь руку из-под туши твари, но именно в этот момент паук ухитрился вырвать многострадальную саблю из моей ладони и вцепился в мое плечо.

Боль была дикая, но я на остатках воли разогнал застилавшую зрение красную пелену и вонзил кинжал в открывшуюся моему взгляду тонкую шею паука. Никакой брони на ней не было, сталь легко вошла в тело твари, а по моей руке заструился знакомый холодок. Паук даже не понял, что умирает, он все сильнее вгонял свои жала в мое тело, накачивая ядом, но вскоре поток холода, передаваемый кинжалом, иссяк, и на меня навалилась тяжесть.

Попытавшись вырвать жала из своего тела, я не преуспел, тварь загнала их очень глубоко, поэтому решил для начала освободиться от туши. Несколько движений кинжалом, отдававшихся вспышкой боли в моем сознании, — и голова многоногого чудовища отделилась от тела. Со стонами и кряхтеньем мне удалось вылезти из-под поверженного противника. Похоже, один только панцирь членистоногого весил под сотню кило, и не удивительно, что мое копье не смогло его пробить. Кстати, выбираясь, я заметил, что у паука были покалечены две лапы. Одна — только что, а на второй не хватало примерно двух третей, судя по остатку конечности, отрубленных тупым топором.

Гадать, кто же так изувечил бедное насекомое, я не стал. Обретя свободу передвижения, я убедился, что мои кости целы, после чего, шипя от боли и вспоминая сокровища русского матерного фольклора, сумел кое-как разжать паучьи челюсти и вызволить пострадавшее плечо. Дыры от жал были глубокими и обильно кровоточили, но перевязываться я не стал. Наоборот — оголил торс, вывернул руку и позволил крови капать на траву, надеясь, что таким образом сумею избавиться от попавшего в организм яда.

А первые признаки его воздействия уже начали ощущаться — появились головокружение и сонливость. И это несмотря на то, что я только что получил жизненную энергию твари, а значит, должен был быть свежим и бодрым!

— Что, неужели, допрыгался? — вяло поинтересовался я неизвестно у кого.

Спустя минуту кровотечение прекратилось, а раны начали затягиваться. Подстегнутая мощным вливанием силы регенерация латала мое тело, но общее состояние улучшаться не собиралось. Более того, я понял, что через несколько минут потеряю сознание. Видимо, яд твари оказался сильнее моего природного иммунитета, увеличенного магическим артефактом. Вполне возможно, сейчас могла бы помочь еще одна доза жизненной энергии, но больше никаких тварей поблизости не наблюдалось.

И все-таки я упрямо отказывался верить в то, что это конец. Жажда жизни, которую я недавно приобрел, заставляла надеяться на лучшее.

— А вот и хрен вам! Не дождетесь! — зло прохрипел я, вытер кровь рубахой, поднялся и, пошатываясь, направился к пещере.

Если мне суждено в ближайшем будущем очнуться, нужно сделать так, чтобы до этого момента моя тушка осталась в целости и сохранности, а не стала кормом для местной голодной фауны. Собирая на свою шевелюру клочья паутины, спотыкаясь на неровном полу, я шел по темному тоннелю, света в конце которого не наблюдалось. Зацепившись в очередной раз за какой-то камень, я потерял равновесие и рухнул, уткнувшись головой в тело того, кому не повезло стать паучьим завтраком. Подняться сил уже не было, поэтому я перевернулся на спину, устроил затылок на замотанном в паутину трупе и выключился.

И в этот раз старушка с косой не стала меня забирать. Наверняка она долго стояла над моим телом в раздумьях, но потом все же решила, что в качестве экспоната для ее коллекции я бесполезен, и удалилась восвояси. Несомненно, это было приятным событием, и мне полагалось писаться от счастья, однако в тот самый момент, когда мне посчастливилось очнуться, я об этом сильно пожалел. Состояние было преотвратнейшим, и лучше бы я еще полежал в темной мгле небытия, но мой организм отчего-то решил, что сознанию нужно просыпаться и в полной мере вкусить последствия отравления паучьим ядом.

Как только мутная пелена в моей голове слегка рассеялась, я принялся проводить инвентаризацию. Все тело немилосердно болело, словно по мне пробежалось стадо буйволов, во рту будто кошки нагадили, а за стакан воды сейчас я без раздумий отдал бы все сокровища этого мира. Короче жить можно, а вот стоит ли — еще нужно разобраться. Уж не знаю, этот ли комплект ощущений получало большинство моих знакомых после попойки — раньше я до такого себя не доводил. Зато теперь получил прекрасную возможность испытать все прелести состояния, в простонародье именуемого бодуном.

С трудом открыв глаза, я отметил, что в пещере уже не так темно, и попробовал пошевелиться. Первая попытка вышла неудачной, мое сознание залила волна боли, но потом дело пошло на лад, мне удалось повернуться на бок и осторожно сесть. Пережидая приступ головокружения, я огляделся. Ход в этом месте был широким, на стенах и потолке висели гроздья и гирлянды паутины, а на полу валялись разной формы клубки. Судя по ним, меню членистоногого отличалось завидным разнообразием.

Дождавшись, пока мир перестанет вращаться, а тошнота немного отступит, я поднялся, используя стену в качестве опоры, постоял немного и на ватных подгибавшихся ногах отправился к выходу, возле которого должен был валяться мой рюкзак с парочкой полных фляг. Да, вначале следовало окончательно прийти в себя, но в данный момент я прекрасно понимал справедливость рекламы, говорившей, что жажда — это все, и не желал прислушиваться к слабому голосу рассудка.

С трудом шевеля конечностями, я перешагивал выступы и широкие трещины в полу, недоумевая, как же в кромешной темноте ухитрился пробежать по пещере, не угодив ни в один из этих капканов и не переломав себе ноги. Повезло, не иначе. Добравшись до выхода, я непроизвольно зажмурился от яркого света, а проморгавшись, констатировал — на дворе полдень, моя отключка длилась не больше двенадцати часов, поскольку местное зверье сейчас вовсю занималось тушей мертвого паука.