Охотники за книгами Сезон 1 - Коллектив авторов

Слова «взял на себя» он произносит так, что у Сэл екает сердце.

— Трогать их по большому счету не пришлось, — добавляет Леденец.

— Хватило обычного разговора, — соглашается Тянучка. — Это было просто. Я рассказал матушке, что именно и с каким удовольствием сделаю с ее сыночком, если она скажет кому-то хоть слово.

— А я то же самое сказал пацану про его маменьку, — кивает Леденец.

— Будем время от времени наведываться на их новое место жительства — убедиться, что они нам поверили, — сообщает Тянучка.

— Это тоже хорошо работает, — говорит Леденец. — Всего-то и надо, что разок-другой постоять у них под окнами, послать им улыбочку, помахать рукой, убедиться, что они нас видели.

Тон Тянучки делается едва ли не философским.

— Просто удивительно, — говорит он, — как здорово можно напугать людей одними только словами. В конце концов, тело же не запоминает физическую боль. Оно запоминает фантом боли. Как оно было. Если ты вспоминаешь, как тебя ударили, ты не чувствуешь удар снова. Не так, как в момент удара. А слова — прозвучавшие слова — совсем другое дело. Воскрешаешь в памяти тот момент, когда кто-то сказал тебе что-то совершенно ужасное, и вновь слышишь все это в голове, верно? Прямо как тогда, в первый раз. Если не поостеречься — а люди редко остерегаются, — в памяти все становится даже хуже, чем было на самом деле. Голоса из прошлого звучат все более безжалостно. В уста этим воспоминаниям можно вкладывать любые изречения, даже куда более гнусные, чем на самом деле, — чтобы память каждый раз сравнивала с пережитой болью. Совершенно блистательный механизм для нашей работы.

— Но уж если говорить всю правду, — добавляет Леденец, — мы и грязными делами не брезгуем. Когда по работе нужно.

— Вам это понятно? — уточняет Тянучка.

— Безусловно, — подтверждает Сэл.

— Короче, мы закончили? — изрекает Тянучка.

Сэл разворачивается и уходит. Она плохо себе представляет, сможет ли этим путем выбраться из здания. Но это неважно. Смотреть на них она больше не в состоянии.

— Еще увидимся, — долетают до нее слова Тянучки.

***

На то, чтобы оправиться, даже Грейс потребовалось несколько недель. Ее это не радовало. Наоборот, бесило. Такой бешеной Сэл ее еще никогда не видела, даже в минуты опасности, даже когда Грейс сражалась с теми, кто пытался ее убить.

«Что с ней такое?» — недоумевала Сэл.

Сегодня, впервые после Оклахомы, они собирались в полном составе. К счастью, Сфера все это время помалкивала. Менчу наконец-то выписали из больницы, но передвигался он на костылях. Грейс пришлось нести его вниз по длинной винтовой лестнице в библиотеку. И сейчас он настаивает, что будет вести беседу стоя, хотя его и пошатывает.

— Как тут мы все? — осведомляется Менчу.

Разговор заходит о Таннер-Сити. О том, как им всем неспокойно поодиночке. О том, как здорово снова собраться вместе. Асанти спрашивает, все ли получили печенье, которое она им испекла. Получили.

— Я так рад, что вы все в добром здравии, — обращается к ним Менчу.

— Спасибо, — говорит Сэл, — но я, надо сказать, не в добром.

— Рассказывай, — подталкивает ее Асанти.

— Не уверена, что стоит.

— От способности разговаривать друг с другом зависит наша жизнь, — изрекает Асанти.

Сэл еще ни с кем не говорила про Леденца и Тянучку. И теперь решает, что не может больше держать это в себе. И рассказывает коллегам все. Они — единственные люди, которым она, как ей кажется, может доверять. Ждет, что они возмутятся. Ждет, что они начнут ахать там, чертыхаться. В общем, давать ей понять, что и у них мерзко на душе.

Ничего такого. Сэл заканчивает свою речь, повисает длинная неловкая пауза.

— Э-э… — говорит Сэл. — А я-то ждала, что вы удивитесь.

— Сэл… — начинает Менчу.

— То есть когда вы сказали, что мы должны друг другу говорить обо всем, вы имели в виду, что это я обязана вам обо всем говорить, — подытоживает Сэл. — А в ответ вы предоставите мне право своими мозгами доходить до тех вещей, которые сами уже знаете.

— Я не это имела в виду, — возражает Асанти.

— А по факту получается так, — отрезает Сэл. И смотрит на всех по очереди: на Грейс, Менчу, Асанти, Лиама.

— Мне представлялось, что Второй отряд — это такой Госдепартамент Общества, — говорит Сэл. — Когда же вы собирались просветить меня, что это еще и ЦРУ?

Менчу и Асанти переглядываются — как будто Сэл затронула тему, которую они между собой обсуждают уже много лет. Оба молчат.

— Если честно, — высказывается Грейс, — лично я удивлена, что ты вообще думала, что у нас нет ЦРУ. Ты же знаешь, чем мы занимаемся. И как это бывает опасно.

— Кроме того, работать во Втором отряде довольно скучно, — говорит Лиам. — В основном они, если честно, занимаются каким-то занудством. Телефонные звонки, встречи, бумажная работа. Думаешь, в Национальном комитете по делам океана и атмосферы кого-то к чему-то нужно принуждать? Туда нужно просто слать электронные письма. И звонить. Раз за разом. И все. Никто от этого не страдает. Остается в неведении, это верно. Но ты же из полиции. Уж ты-то должна понимать: большинство людей и сами не хотят знать о том, чем мы занимаемся. Не хотят они знать, что вещи, с которыми мы сталкиваемся по работе, существуют на самом деле. Так что мы просто должны оставаться настороже и действовать дальше.

— Сколько убийств на совести Второго отряда? — интересуется Сэл. — По той лишь простой причине, что кто-то не желает молчать.

Пауза, следующая за этим вопросом, кажется Сэл бесконечной.

— Ни одного, — отвечает Лиам. — Насколько я знаю.

— Так вот представь себе, — говорит Сэл, — на данный момент мне этого совсем недостаточно.

Она встает.

— Ты куда? — спрашивает Менчу.

— Домой. Подальше отсюда.

Лиам делает движение, чтобы ее удержать. Менчу останавливает его взглядом. Все смотрят, как Сэл, перешагивая через две ступеньки, поднимается наверх.

***

Вечером Сэл получает от Лиама эсэмэску.

«Можно войти? — говорится в ней. — Я внизу».

Она его впускает.

Поначалу все идет гладко. Он надолго прижимает ее к себе. Сочувствует по поводу того, какой мерзкой иногда бывает работа. Говорит, что готов за нее постоять. Думает, Сэл сменит тему. Но она не меняет.

— Ты ведь знаешь, что эти из Второго отряда кого-то убрали, — не отстает Сэл.

И видит, как Лиам слегка морщится.

— Наверняка не знаю, — говорит он. — В официальных документах ничего такого нет. Я проверил, прежде чем к тебе ехать.

Он хочет меня утешить, думает она, и внезапно понимает, что получается наоборот.

— Понятно же, что официально это не задокументировано, — говорит Сэл. — Никому не нужно, чтобы это было зафиксировано. А это значит, что по их вине люди просто исчезают без следа. В тех случаях, когда они думают, что для Общества так лучше.

— Обществу не может быть лучше от убийства невиновных, — возражает Лиам.

— Зачем тогда в Обществе держат двух этих типов? — спрашивает Сэл. Голос ее звенит.

— Потому что они отличные работники! — Голос Лиама звенит тоже.

— Да уж, лучше некуда, — хмыкает Сэл. — Главное — чтобы не оставляли за собой кровавый след, и чтобы никто не спрашивал, как они делают то, что делают.

Сэл вдруг кажется, что она стоит на самом краю высокого обрыва. До того она там стояла в Оклахоме. Потом еще раз — во время дознания. И еще один раз — в Черном Архиве. Тогда она решила не прыгать. А сейчас, в своей квартире, все-таки совершает прыжок.

— Знаешь, что в этом, на мой взгляд, отвратительнее всего? — говорит Сэл. — Не то, что Общество этому потворствует. И мне плевать, чем там занимается Церковь. Пусть потворствует чему угодно. Мне на вас не плевать. На тебя, Грейс, Асанти и Менчу. Подумать только — на Менчу тоже, после того, с чем он вырос. Да и ты. Вы все позволили этой работе превратить вас в чудовищ.

Сэл понимает, что наговорила лишнего. Видит гримасу гнева на лице Лиама. Он не скрывает ее. Сэл подбирается. Он сейчас ударит в самое больное место.