Коммуналка: Добрые соседи (СИ) - Лесина Екатерина

Она разглядывала человека, прикидывая, что именно о нем стоит рассказать и стоит ли. С одной стороны, инструкции ею получены однозначные. С другой… не стоит ли сперва получить больше информации? А с дивой его познакомить придется.

Правда, вряд ли это знакомство саму диву обрадует.

Но…

— …и вот представляешь, она говорит…

Днем квартира выглядела иначе. Более… пустой, что ли? Брошенной? Дневной свет, пробиваясь сквозь мутноватое, подернутое рябью, стекло, лишь подчеркивал запустение.

Пыль в углах.

Потускневший вдруг лак серванта. Мертвый фикус в грязноватом горшке. Брошенное фото… кружку с кухни унесли, упрятав в свинцовый короб. Но вот Казимир Витольдович изъявил желание лично явиться на место происшествия.

И огляделся.

Поцокал языком.

— Надо будет прислать кого, чтобы убрали. Вещи опять же… разобрать.

Вещи давно были досмотрены, пусть и проводился обыск крайне аккуратно, на случай, если вздумается сердечной подруге заглянуть в квартиру. Однако никто не явился, а стало быть, к вечеру вещи разложат по коробкам, проведут опись и вывезут на склад, где и будут храниться в ближайшие лет пять.

— Значит, говоришь, предположила, что его по случайности? — Казимир Витольдович снял с серванта снимок в простой, явно самодельной рамке. — И ведь может оказаться права… да…

Рамку украшали куски битых елочных игрушек, отчего она блестела и переливалась.

— Более того, как понимаю, скорее всего права… нежить… плохо, да… очень плохо… статистику запросил?

— Само собой.

— По криминальным?

— По всем за пятилетний период.

— Многовато будет, — поморщился Казимир Витольдович. — Оно-то, конечно, ребятки поработают, да только городок у нас хоть и провинциальный, а все одно немаленький. Время понадобится.

Он щелкнул пальцами и замолчал, погрузившись в собственные начальственные мысли.

— Надо окружение трясти, — заметил Святослав. — Где-то ж он с нею познакомился. И дива утверждает, что жизнь она сосала из него долго, что дело это небыстрое…

…жизнь Петр Сергеевич, насколько Святослав понял, вел обыкновенную, скучную даже. И не случись ему работать в том самом отделе НИИ, о котором иным людям знать было не положено, то и смертью его никто бы не заинтересовался.

Права дива.

И еще в том права, что сколько в этом и вправду немаленьком городе таких вот одиноких мужчин? Женщин всяко больше, но мужчины одиночество переносят хуже…

— Это да… — Казимир Витольдович отряхнулся. — Я его знал. Умнейший был человек в том, что науки касается, однако в бытовом плане наивный. Супругу свою любил несказанно. К нему пытались приставить кого-то из… своих. Но судя по отчету, неудачно вышло. Может, момент не тот, может, типаж… тут вообще не пойми, что творилось…

Он тяжко вздохнул и коснулся другого снимка.

— Эта женщина должна была быть особенной, если Петька свою Алиночку забыл… и деток, — он положил снимок лицом вниз. — И чтобы промолчал… да… он, как бы это выразиться получше, был старомодного воспитания. Порой смешно становилось, да… на него постоянно доносы писали из-за этой вот церемонности, в которой все искали свидетельства приязни к старому режиму. До нелепости порой доходило. Он ручку поцелует, а ему обвинение в контрреволюционной деятельности и подрыве идеалов революции. Мол, равенство и все-такое… глупость несусветнейшая.

Фотоальбом Святослав нашел здесь же, в серванте, и смахнул с кожаной обложки следы пыли, принюхался, пытаясь уловить легчайший след чужого прикосновения, однако вынужден был признать, что на подобное его сил недостаточно.

— Мы с ним учились. Он по науке пошел, а я вот… — Казимир Витольдович заглянул в альбом. — Я его с Алиной и познакомил. И потом… всем тяжко тогда было. Смутное время. Тяжелое.

Он глядел на снимок, постаревший, помутневший, на котором с трудом можно было разглядеть нескольких парней.

— Половины наших и нет. Кого война забрала, а кого… до войны. Нам вот повезло, — Казимир Витольдович вытер платком вспотевшую вдруг шею. — А самое поганое знаешь что? Откудова тебе… самое поганое, что мы верили… нам говорили, а мы верили… каждому слову… может, вера и спасала? Если бы не она, то с ума сойти просто, да…

— Он тоже был…

— Нет. Одаренный, не без того, но слабенький. Хотел когда-то по военной части, да только здоровьем не вышел, а дара… толку от огневика, который способен лишь свечу зажечь? А вот голова светлая. Нет, не гений, но умный. Умнее вот меня.

И сказано это было весьма искренне.

— В войну он многое для победы сделал. Живая броня — его наработка. И по големам… стабилизацией энергетических полей занимался. Сперва теорией, но и на практику тоже... говорю же, светлая голова. И оценили… да… сперва Ленинская премия, потом и Сталинская.

— А почему он не в Москве?

— А почему нет? — Казимир Витольдович альбом отнял. — На самом деле не захотел возвращаться. В эвакуацию-то сюда попал. Здесь и работал… да… так вот, говорил, что прикипел к городу и к людям своим. А в Москве ему все про Алиночку напоминает.

Снимок сменялся снимком.

Чужая жизнь.

Встречи. И застолья. Хмурая женщина в темном платье, за плечом которой возвышается молодая пара. На коленях женщины сидит мальчик в белой рубашке. Внук?

И вот уже двое детей. Один в высоком стульчике, второй рядом, за стульчик этот держится. Ниже надпись с названием фотоателье.

— Там поняли. Да и… группа сложилась, работала. И вполне себе успешно. Тему взяли новую, спорную с точки зрения многих, но в целом довольно перспективную. Хотя, как понимаю, в успех там не особо верили, однако позволили… да… а тут такое вот…

Он захлопнул альбом и сунул его в подмышку.

— Значит, дива поможет… хорошо. Просто-таки отлично…

— Что с ее… — Свят поморщился, чувствуя, как вновь начинают чесаться руки. — Бывшим?

— А что с ним? — деланно удивился Казимир Витольдович. — Я позвонил, обещали провести работу, объяснить, куда не стоит соваться. Если же он имел неосторожность самолично явиться, то и сам разъясни. Только, Святослав, уж так разъясни, чтобы человек точно понял.

— Постараюсь.

— А по остальному… возьми-ка ты ее, если уж так вышло, что она тебя не боится, под ручку да прогуляйся. Группа у них небольшая. Побеседуете с Аркашенькой, это Петькин помощник, с остальными. Глядишь, и всплывет чего…

С Аркашей и остальными уже беседовали, и протоколы допросов Святослав читал. Вот только вынужден был признать, что вопросы пусть задавались правильные, да все равно не те.

— Заодно и поглядит пускай на людишек, а то мало ли…

— Думаете, найдем еще… проклятых?

— Чем старые Боги не шутят? — Казимир Витольдович стряхнул с рукава пылинку.

Глава 29

Глава 29

В госпитале было тихо. Не то чтобы в этой тишине имелось нечто странное, но Астра все равно нервничала.

Утром.

Когда отводила зевающую Розочку в сад, убеждая себя, что всенепременно поговорит с нянечкой, но стоило той глянуть на Астру, и слова застряли в горле, а руки мелко противно задрожали. И потом дрожали, когда она подбирала слова, пытаясь все-таки донести до этой крупной всем недовольной женщины, что Розочка — обыкновенный ребенок, что ничем-то она не отличается от детей иных. А та слушала и глядела, и хмыкала, показывая всем видом, что ей-то лучше знать, кто обыкновенный, а кто дивье отродье. Стоило же Астре замолчать, как женщина поднялась и веско произнесла:

— Шли бы вы работать, мамаша. Небось опаздываете.

И сказанные слова опять же пробудили тревогу.

Опаздывает.

И вправду опаздывает. Снова. На троллейбус, который не станет ждать. И не стал. И пришлось идти пешком, спешить, бежать, хотя, конечно, никто-то ее за опоздание ругать не станет, но все равно ведь неудобно. Неправильно. И с каждым шагом непонятная иррациональная эта тревога лишь нарастала. А уже в госпитале окончательно оформилась. И Астра поняла, что сегодня что-то случится. Обязательно. И это что-то будет касаться ее, Астры, жизни. И вряд ли изменит ее к лучшему, скорее уж наоборот.