Диана. Найденыш (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

Наверное все-таки голод по мужскому вниманию. По этой вот горячечной страсти, когда ты забываешь обо всем, кроме сильного мужского тела, когда ты таешь в руках своего мужчины и не остается ничего — кроме наслаждения и приятной истомы. И ты сразу забываешь, что Кахир его не любит и рычит, когда твой любовник проходит мимо. И что твой верный пес уходит, как только он оказывается в доме и приходит только тогда, когда этого мужчины уже и след простыл. А ведь собаки чуют хороших людей, чуют и плохих. Собаку не обманешь! Тем более — такого пса, как Кахир.

Кстати, надо поговорить с Дианой — что у нее там за разговоры с Нафаней?! Чего же она, Уна, все-таки не знает? Никогда не слышала о таком колдовстве, о таких способностях — говорить с животными. Интересно, а КАК она с ним говорит? Неужели как люди, она спрашивает — он отвечает? Да нет, не может быть.

***

Вначале спели веселые песни — те самые дурацкие, от которых люди хохотали до упаду. Потом кто-то из женщин крикнул:

— Жалостливую давай! Жалостливую! Про возчика давай! И про воина!

Спели. «Степь да степь кругом» и «Темную ночь». А потом мама шепнула:

— А давай их заставим рыдать? Помнишь ту песню, которая тебе не нравится? Ну, ты мне ее напела и перевела. А я запомнила и переделала. Ее и переделывать не пришлось. Давай споем?

Диана кивнула, хотя и была не очень довольна. Она сама плакала от этой песни. Там мальчик спрашивает, почему маму одевают в белые одежды, и почему она все спит и не встает. И папа плачет. А ему отвечают, что маму зароют в землю сырую. Диана как представила, что это ее Мама, так плакала, так плакала — успокоиться не могла. И зачем она эту песню вспомнила?

Но маме нельзя отказывать, раз она хочет… Да и было бы интересно посмотреть, как люди отреагируют на такую песню. Честно сказать, Диане ужасно нравилось смотреть, что происходит с людьми, когда они с мамой поют. Они все такие… как дети! Плачут, смеются, радуются! Мама объяснила ей, что эти люди тяжело работают, и для них песни — как глоток свежего воздуха. А любят они жалостливые песни потому, что некоторым эти песни поднимают воспоминания об их нелегкой судьбе, другие переживают чужое несчастье, и тогда свое кажется не таким уж и страшным. И вообще — жалостливые песни пробуждают в душе добрые чувства, и когда люди плачут, они становятся чуть-чуть, хотя бы немного лучше.

Они с мамой договорились, что будут петь эту песню на два голоса — Диана за маленького мальчика, а мама за тетю. А потом, когда уже без ролей — поют вместе. И мама за играла на гитаре, которая не гитара, а называется «лейна». Но это все равно гитара — шесть струн и все такое. Только круглая, и только выемка такая под коленки, ну чтобы на ногу опирать. И звук у лейны в точности, как у гитары, только на слух Дианы — чуть басовитее.

Народ рыдал. Диана почти и не пускала в музыку магии, но народ рыдал. Плакали даже мужчины — крепкие, видавшие виды лесорубы. История маленького мальчика, оставшегося без мамы, всех потрясла настолько, что люди долго не могли опомниться — вытирали слезы и хлопали, хлопали по столам! А мама и Диана кланялись. Диана готова была поклясться, что даже у железного дядьки Кормака в глазах блестели слезы. Вот она, волшебная сила песни! — думала Диана, и внутри у нее все пело, все играло!

Отрыдав, попросили что-то душевное, но не такое переживательное. И тогда они запели песню про любовь «… поцелуй меня глазами, поцелуй меня душой…». Диане нравилась эта песня. Пел ее дяденька, но… если правильно петь — получится хорошо. Мама переделала, получилось так, как если бы это ей кто-то говорил и пел: «Мне скажи: «Ты мой хороший, и еще чего-нибудь»». Диана не особенно разбиралась в стихах, но то, как мама переделывала песни, как она ставила рифмы… Диана понимала это душой. Чувствовала! И восхищалась мамой. Она и стихи умеет сочинять, и на лейне играть, да так здорово играть! Мелодию понимает с нескольких нот!

Диана как-то не выдержала, и спросила маму о том, где та научилась так играть. Мама долго молчала, потом вздохнула и грустно сказала: «Когда-нибудь я все тебе расскажу. А может и не расскажу — так будет спокойнее. Ведь мы сейчас живем замечательно, не правда ли? Тихо, уютно… и пусть так будет всегда». Мама говорила так, будто убеждала себя в правильности слов, но совсем, ни капельки в них не верила. И больше Диана ничего такого не спрашивала. Нельзя — значит, нельзя.

Они спели много песен. Больше, чем вчера. Спели все новые песни, спели старые, песни этого мира. И когда руки мамы устали и она стала немного фальшивить, пощипывая струны — в последний раз ударила по всем струнам сразу и сказала:

— Надеюсь, вам понравилось наше выступление. Простите, больше не могу — и так пальцы до крови стерла. Как-нибудь еще спою вам… скоро весна, праздник весны будет! А потом праздник лета! И праздник урожая! И мы будем жить, и петь! Здоровья всем, счастья, и… с праздником Перелома!

И все закричали, зашумели, подхватили маму и Диану на руки и стали подбрасывать к потолку. Диана летала, едва не доставая до брезентового потолка, улыбалась, чувствуя, как ухает сердце, когда она проваливается на сильные руки лесорубов, и ей было хорошо. И подумалось о том, что лечить людей хорошее занятие, интересное, но петь песни — гораздо, гораздо приятнее!

Потом они сидели за столом, ели угощение — все самое лучшее, самое вкусное, что было в селе, начиная с пирогов, и заканчивая острой сушеной рыбешкой, которую нужно было есть прямо целиком, похрустывая, как свежей горбушкой хлеба. Диане даже налили пива — легкого пива, на самое донышко. И она смело его выпила — ведь уже большая девочка! Ей сама мама разрешила!

Пиво Диане не понравилось — горькое какое-то, противное… и она попросила яблочного сока, сказав, что не понимает, почему такое противное пиво пьют взрослые. Ну не дураки же они? Чем вызвала такой хохот, что чуть даже не оглохла. Смеялся даже Кормак — в голос, оглушая Диану раскатами громового хохота. И это было странно — что смешного она сказала? Ну противное же, горькое! Сок гораздо вкуснее!

Откуда-то появился Нафаня — уходя они с мамой заперли этого негодника в доме вместе с Кахиром. Кахир стережет дом и не дает встать больному, оставленному в комнатке при лавке, Нафаня не болтается под ногами и нет опасности, что его кто-нибудь обидит. Все-таки черный кот, а черных котов и здесь народ опасается. Как и в мире Дианы.

Кстати сказать, она задумала спеть маме песенку про черного кота, которому не везет. Забавная, смешная песенка. Людям понравится. Кроме того, петь с Нафаней на плече было не очень-то удобно, а он отказывался сидеть у ног, и постоянно норовил забраться на плечи. А между прочим весит Нафаня уже ого-го сколько! И что хорошего — вот так сидеть на плечах? Ведь того и гляди свалишься! Впрочем — он и «на ручках» не отказывался посидеть.

Так вот — как Нафаня выбрался из дома и как нашел Диану — загадка. Но только нашел, умудрился незамеченным пробраться в шатер, и Диана обнаружила его только тогда, когда ее кто-то мягко, но довольно-таки ощутимо ткнул в коленку. Мол — ты чего меня не замечаешь?! А ну-ка, готовь мне теплое местечко! И тут же запрыгнул к Диане на колени, где и заснул, свернувшись клубочком.

Просидели они недолго. Наелись, напились сока (а кое-кто и пива!), и уже когда собрались уходить, дядя Кормак сунул маме небольшой мешочек, который увесисто так брякнул о столешницу.

— Что это? — спросила мама и нахмурилась.

— Это собрало общество — дядя Кормак был серьезным и даже строгим — не отказывайся! Знаю, какая ты гордая, но это тебе и за лечение, и за то, что вы два дня пели нам. Честно скажу — пения лучше я не слышал. Даже в хоре императора поют хуже, чем вы с дочкой! Так что бери — на еду, на обустройство. Кстати, насчет парня, что у тебя лежит. Я навел справки, оказалось — парень хороший, слово держит, ни в чем предосудительном не замечен. Сам он не отсюда, где-то у него есть мать — вот он ей деньги и отсылает. Молодой, девятнадцать лет всего, но выглядит старше. Говорят, опять же — очень сильный, выносливый. Пусть поработает на тебя. Опять же — охрана. По дому вам надо помогать? Надо! Дров наколоть, баню натопить, воды в баню наносить — все надо! Не вам же вдвоем это делать!