Андрей Марченко - Люди, дружившие со смертью

– Из-за денег?

– Ну да, знаешь, такие блестящие кругляшки, или красивые бумажки.

– И много платят?…

– Достаточно. Ты столько получаешь за трехмесячную капанию.

– Хорошая ставка. И по какому поводу платят так дорого?

– За риск, Дже, за риск… Я кивнул, думая, что понимаю:

– Что поделать, времена нынче неспокойные… Но я был неправ:

– Да как ты не понимаешь! Еще месяц и будет поздно, процесс станет необратим! Уже не будет Ади Реннера и мага… Как бишь его там… Затем Ади рассказал то, что знал. Знания его были неполными. Но Я понял – тем, кто изобрели этот процесс, тоже было не все до конца ясно. Курьеры сходили с ума сразу после пересадки, умирали без видимых на то причин, наконец, иногда несомый разум просто исчезал, будто его и не было никогда. Но даже когда несомый разум изымался, в мозгу носителя оставалось что-то от него – тень. Курьер мог перевезти до трех-четырех разумов, причем не было значения – скопом или по очереди. С пятым уже возникали проблемы, шестая-седьмая пересадка гарантированно сводила человека с ума. В меньшей степени это касалось и носимых. Если их перевозили скопом, порой они непостижимым образом переплетались, и многим это не нравилось. Посему, надежный гонец ценился дорого, а первая его ходка обходилась в огромные деньги…

Наконец, Ади повернулся к стене, давая мне понять, что разговор закончен. Я не стал настаивать на обратном. Оставалась половина дня. Спать мен не хотелось. Я мог бы лечь и даже заставить себя заснуть, но что потом делать ночью? Безделье привело меня назад, в обеденную залу. Но трапеза уже закончилась, приборы убрали, стол вытерли. Но зал не был пуст. Потолок был высоко, там было довольно просторно. И сейчас по комнате порхал сын хозяина. Превратись я в птицу, комната была бы мне мала, но ребенка это не ничуть не расстраивало. Его родители относились к странностям сына спокойно и лишь спрятали все вещи, которые он мог бы разбить, зацепив крылом. От его крыл в комнате подымался жуткий ветер. Я подошел к окну. С неба сыпался снег – мелкий, как крупа. Куры думали, что это манная крупа, клевали его, но, распробовав, ходили обиженными и удивленными.

– Ты читал сказку, о принцессе на горошине? – спросил малыш, присев со мной рядом на подоконник

– Да, – соврал я. Сказку мне читать не приходилось, но что-то слышал, поэтому решил, что я как –то отвечу на его вопросы.

– Тяжела, понимаешь ли жизнь принцесс. То за нелюбимого пытаются выдать, то гороха под перину насуют.

– И зачем?…

– Вероятно, прятали горох на случай неурожайного года.

– Наелись бы они с горошины!

– Ну сначала горох прятали под кровать, но потом там место закончилось, поэтому часть спрятали в перины… Как всякий ребенок, он хотел сказок. К счастью я был неплохим рассказчиком, и, хотя, сказки знал так себе, всегда мог что-то досочинить. Да и так ли это важно – парнишка совсем не знал нашего мира, и реши я рассказать ему только правду о нашем мире, он бы продолжал слушать меня с открытым ртом. Но я отчего-то врал ему: в моих сказках принцессы были исключительно, сказочно прекрасными, короли держались своего слова и исправно меняли полцарства то на коня, то на лодку. Графства у меня шли за буханку хлеба. Я рассказывал о замках, флаги на вершинах которых царапают облака. Про корабли, размером дома. Отчего-то он меньше всего верил в моря, в то, что воды может быть столько

– от горизонта до горизонта. Но я сочинял ему уже иную сказку:

– Жили, значится, две принцессы – сестры. Одна была Снежной, а вторая… Вторая – Нежной. Нежная спала с цветном гамаке, сплетенном из трав, Снежная – в кровати изо льда… Что я там еще рассказывал, уже не помню. Да и так ли это важно?

Когда я в последний раз переступал порог этого дома, на полу я увидел перо с крыла малыша. Я нагнулся и спрятал его за крыло за отворот рукава.

– Надо же, человек-птица, подружился с ребенком-ангелом. – Услышал я за спиной. Я обернулся – конечно это был Ади. Когда мы седлали коней, я все же вернулся к этой теме:

– Самая большая птица, которая летает, это, наверное, лебедь. Пробовал я быть лебедем… Хрен взлетишь. А парнишка-то потяжелей лебедя будет.

– Слушай, Дже, а как ты полагаешь – то что ты в птицу обращаешься, это естественный процесс?… Человек летит опираясь не на мускулы, а на разум, на слово, на веру наконец… Представь – человек родился с крыльями. У него нет иного выхода, кроме как лететь! ! Вход в гору

Мы уже не спешили. Было ясно, что выше, в горах перевалы уже заносит снегом. Утром погода все же выровнялась, дожди прекратились. Но это была не бабье лето, а репетиция зимы. Лужи покрылись льдом, но не таким толстым, чтоб его не смогла сокрушить копытом лошадь. Подковы проламывали твердую грязь, но под ней была жижа, в которой оставались следы – вероятно до весны. Здесь было холодно. Пожалуй, на равнине, в это время только начинались осенние дожди. Я смотрел вверх, на горы. Там все было окутано то ли туманом, то ли снегопадом. В путь мы выступили рано утром. Хозяин, очевидно, не хотел останавливаться на отдых в холодном лесу. Наша дорога шла лесом, потом по какой-то просеке. Немного позже я понял, что когда-то здесь была дорога. Затем ее забросили, и теперь она потихоньку зарастала. Леса здесь были дремучие. Сосны лезли вверх такие толстые и такие высокие, что подумалось – была бы здесь речка для сплава деревьев, я бы сделал второе состояние на строевом лесе. Выше деревьев были только горы. Они уже закрывали полнеба. Казалось, еще немного и они скроют нам зенит. Горы действительно стояли стеной. Здесь не было предгорий – просто земля встала на дыбы. И тут просека закончилась. Если бы я шел, я, наверное, остолбенел. Но меня нес конь, и мне просто оставалось смотреть по сторонам. А посмотреть было на что. Это был маленький городок. Нечто подобное я видел на верфях, но если там не жалели дерева, то здесь все было из камня и железа. Огромные сараи, дома в несколько этажей. И над этим всем возвышалась длинная пристройка к горе. На земле лежали ровные стальные полосы, проржавевшие до того, что обросли бурой чешуей. Подобные полосы я видел на шахтах, но там рейки были уже, короче и главное – сделанные из твердого дерева. Жуткое впечатление усугубляло то, что в этом городе никого не было. Мы прибыли туда почти на закате, но ни в одном окне не было ни огонька. Можно было подумать, что мы вступаем в город призраков. Может, сооружения не были такими величественными или огромными, но было просто странно обнаружить их так далеко от того, что я привык называть цивилизованным миром. Это походило на то, если бы человек, проживший двадцать лет в одном доме, вдруг обнаружил, что кроме обжитого места у него есть еще этажей пять подземных. Я уже знал, что за горами есть люди, которые живут своей жизнью, но все что по эту сторону гор, я считал своим. Не все так просто…