Оксана Панкеева - Люди и призраки

Вот ведь придурок, как же у него ума хватило не предупредить ее, чтобы помалкивала об их отношениях… Да еще шлялся по городу в ее обществе, по балам таскал… Совсем голову потерял от счастья, кретин влюбленный! Ведь она же совершенно беззащитна, проще простого ее где-нибудь посреди улицы схватить за руки и впихнуть в карету, она даже свое дежурное «ой!» сказать не успеет, не то, что пистолет выхватить. Если б она хотя бы знала, что ей грозит, и поостереглась! Но ведь предупредить ее совершенно некому. Даже, если этот полоумный медитатор товарищ Пассионарио уже слез со своего насеста и пожаловался Мафею, толку от этого никакого. Был бы жив Шеллар, он бы мигом сообразил, что из чего следует, предупредил бы, охранял, присматривал. А Элмару и в голову не придет в день похорон любимого кузена задумываться о судьбах всяких там посторонних мистралийцев, да еще делать логические выводы, насколько это может быть связано с Ольгой. Да и потом не до того ему будет, стоит только вспомнить памятный рассказ Мафея, как приходилось надрываться бедному Шеллару в первые месяцы после коронации, чтобы въехать во все вопросы управления государством. Так ведь Шеллар был мужик сообразительный, трудолюбивый и с юридическим образованием, а что со всем этим будет делать Элмар, вообще подумать страшно. Да и все прочие на известие о печальной судьбе товарища Кантора отреагируют просто и естественно – огорчатся, расстроятся и договорятся ничего не рассказывать Ольге. А о том, что ей может грозить опасность, ни один не сообразит. Разве что Элмар случайно обмолвится своему проницательному Флавиусу, может, тот додумается и поделится догадками. Но на это рассчитывать не стоит, уж слишком маловероятно. Значит, надо что-то делать самому, и срочно. Что можно сделать в его положении, Кантор с трудом себе представлял, и пока сосредоточился на низменном физическом труде, решив отложить труд умственный на тот момент, когда добудет себе хотя бы какое-то орудие.

После пятичасовых каторжных мучений он получил-таки в свое распоряжение замечательный стальной гвоздь в три пальца длиной, крепкий и почти острый. Затем оторвал лоскут от рубашки и, зажав свою добычу между пальцами правой руки, насколько смог аккуратно соорудил некое подобие повязки. После этого снова лег, успел еще подумать, что вот теперь самое время начать строить планы на будущее, и неожиданно отключился.

Мистралийцу приснился коротенький кошмар. Якобы он – жаркое, которое готовят на вертеле. Будто висит он над очагом и огонь обжигает его спину. А рядом в несуразно огромных поварских колпаках стоят Тедди и советник Блай. Они препираются. Советник будто бы говорит, что мясо надо поворачивать и равномерно перчить со всех сторон. А Тедди, возмущенно указуя толстым пальцем на очаг, отвечает:

– Перчить – это халтура! Что за дилетантство! Кто здесь специалист, я или вы? Зачем такой сильный огонь, подгорит ведь в первые же сутки!

– Ну раз перчить не надо, – решает советник, – тогда я посолю.

И начинает, проворачивая вертел, солить со всех сторон. Равномерно. В том числе спину. И даже в основном спину, поскольку вертел заело. Ощущение было настолько реальное, что Кантор не выдержал, закричал и проснулся. И что ужаснее всего, обнаружил, что адская боль ему не приснилась.

– Опять притворяешься? – грубо спросили рядом. Не Тедди, а кто-то другой. Тот всегда точно определял, когда он притворяется, а когда нет. И говорил всегда спокойно, можно даже сказать добродушно…

Кантор открыл глаза, с трудом вырываясь из бредовой мути сна, и, разумеется, тут же увидел успевшие ему надоесть сапоги господина Кроша.

– Да сплю я, мать твою… – простонал он, догадываясь, что злопамятный начальник охраны не нашел ничего лучше, как разбудить его размашистым ударом по спине.

– Вставай, – так же грубо произнес господин Крош и добавил, для пущей убедительности еще раз огрев Кантора по спине: – А услышу от тебя еще одно непочтительное слово, получишь как следует. За каждое слово отдельно. Понял?

Кантор усилием воли сдержал свой дерзкий язык, который уже порывался обложить господина начальника матом и продолжать обкладывать все время, пока будут бить, чтобы господин начальник не думал, что его тут боятся и уважают. На этот раз это было бы не к месту и не вовремя. Вдруг представится возможность бежать, а он будет валяться без сознания из-за своего проклятого языка.

Поэтому пленник только молча кивнул и стал сползать с нар. Два охранника отомкнули браслет, которым Кантор был прикован к стене, завели ему руки за спину и надели наручники, попутно обыскав. Гвоздя они, разумеется, не нашли, хотя могли бы, если б искали потщательнее или знали, что именно можно найти. Затем толкнули в спину – хорошо хоть, не в больное место, а выше – и кратко скомандовали идти. С чего бы это, удивился Кантор. И куда, интересно? В подвал? Так ведь Тедди домой ушел. Или обиженный господин Крош решил начхать на указания босса и позабавиться как следует? А может, босс все-таки передумал? Или, что еще вероятнее, просто велел от него избавиться, а Тедди соврал, не желая портить себе нервы с безутешным собутыльником? Но в таком случае все равно в подвал. Не стоит надеяться, что ему дадут умереть легко и быстро… Нет, поворот прошли. Куда же в таком случае? Еще раз налево… Не может быть! Это же на выход! У них что, принято вывозить будущих покойников за город? Ерунда полная, труп вывезти проще. Или просто переводят в другое место? Впрочем, это вопрос непринципиальный, куда бы его ни везли, добраться до места назначения он не должен. А должен, во-первых, возблагодарить небо за такой редкий шанс, а во-вторых, быстро сориентироваться и сообразить, что делать.

Его втолкнули в закрытый фургон без окон, с замком на двери и посадили на пол в углу. Два охранника заперли дверцу и сели на скамейку у стенки. Сам господин начальник, видимо, ехать с ними не собирался. Счел ниже своего достоинства разъезжать в вонючей будке или на козлах вместе с возницей. Ну и ладно. Чем меньше их, тем лучше.

Кантор привалился к стене и закрыл глаза, делая вид, что собирается спать, а на самом деле изо всех сил стараясь сосредоточиться. Должно было получиться. Обязательно. Жизнь, конечно, дерьмо, но не настолько же…

О том, что его величество никогда не спит подолгу, знал весь двор. Придворные дамы неоднократно жаловались, что, если он укладывался раньше полуночи, то в четыре утра немилосердно будил официальную фаворитку и выставлял из своих покоев, ссылаясь на необходимость работать. А если нет, то возился с бумажками в своем кабинете часов до двух, а бедная дама сидела и ждала в полной боевой готовности, как дура. Так что никто никогда не удивлялся, встретив его величество спешащим куда-то среди ночи. Мафей и вовсе долгое время полагал, что его трудолюбивый кузен вообще не спит, пока мэтр не прочел ему краткую лекцию о физиологии сна.