Валентин Юрьев - Паучий Замок

  - А у меня - одна жизнь. И одна спина.

  - Что ж, давай подумаем. А пока возьми. Один! Простой!

  - И сколько я должен за него?

  - Не оскорбляй принцев, Мроган, они не торгуют, а дают или берут.

  Это был королевский подарок. Я надел его, укоротил лямки, которые были великоваты, посмотрел, можно ли пришить поясной ремень, хоть самый простой, и увидел, что можно, и все события сегодняшнего очень длинного дня улетели в никуда, а потом я поймал себя на мысли, что вот так, наверно, примеряет украшение красавица, забывая обо всём на свете и подумал, что, может быть, не так уж плохо дарить им безделушки, в которых не видел никакого смысла. Но если они приносят такую же радость...

  И тут я вспомнил Канчен-Ту. Я совсем забыл про неё. Тоже мне, рыцарь! Наверно, завтра мы увидимся?

  - Когда нам выходить?

  - Как, когда? Утром. Как можно раньше. Я уже распорядился и вам принесут еду.

  Я не знаю, как бледнеют одни ириты и как другие замечают это, но видимо, я сильно побледнел.

  - Что-то не так?! Мроган, что случилось? С тобой всё в порядке? ..Это она, твоя пленница, да? А ты - её пленник?! Ну, ты шустрый парень, да и друг твой отличился, значит, у вас будет повод прийти сюда ещё раз. С родителями. Как положено. Не горюй, мой мальчик, ты же не навсегда расстаёшься, да и рано вам пока ещё всерьёз, а сейчас оставь ей послание.

  Ай, да принц, он понял всё так быстро, что пока я приходил в себя, уже принёс кусок кожи и чернила с костью.

  И тут, впервые в жизни, я написал стих, который выполз из меня сам, я только двигал рукой:

  Еще томительно остра  Боль от внезапного прощанья,  Но дым потухшего костpа  Коварно дарит обещанье,

  Что ветра иль судьбы порыв  Раздует пламя нашей встречи,  И будут горы и обрыв  И увлекательные речи.

  Ах, этот горький, сладкий дым,  И холм, твоё тепло хранящий,  Пусть оградит нас от беды  Свистящий звук пращи, звенящей.

  Осталось только добавить, что меня срочно вызывают дела, что я буду вечно - то и обязательно - сё, и непременно вернусь! И тысячу раз про любовь.

  Принц, скептически глянув на это творение, вслух прочитал моё первое рифмованное сочинение, потом ещё раз, и даже похвалил, и сказал, что к такому посланию надо приложить что-нибудь более весомое. И вынес шкатулку с безделушками, из которой я, порывшись в глупых кольцах и никчемных висюльках, вытащил браслетик. Не очень изящный и уж, не золотой, но в нём торчал меленький кинжальчик, который, вынутый из ножен, оказывался иглой для шитья, а рядом можно было намотать жилки и закрыть их крышечкой. Верт всё это одобрил. И мы пошли собираться.

  С трудом отловив свою компанию, которая уже не танцевала, а разбрелась по углам с новыми знакомыми, я объявил, что завтра мы уходим, потому что нам поручено проводить королевского гонца. Преодолев все виды нежелания и усталости своих подчиненных, нам удалось переодеться в своё рваньё, собрать корзины, которые стали гораздо тяжелее за счёт подарков, причём, арбалет мне пришлось отдать Пашке, золото я тихонько и втайне от всех отдал Варлону, которому верил больше остальных и отличающемуся большей силой, а себе оставил вымпел. Всё равно рюкзак получился тяжелым из-за костюма и еды.

  Утром начался лёгкий противный дождь, который принес с собой туман и тоску, намочил всю одежду и утяжелил груз почти вдвое.

  Я представил отряду королевского гонца и, как он и сказал, никто даже не подумал сравнить его с красавцем принцем. Все как один злились, видя в безвинном носителе посланий причину того, что надо уходить из праздника и тепла в обыденность, в привычную и надоевшую дорогу.

  До кордона тропа шла почти без повышения уровня, под дождём не хотелось ни разводить огонь, ни просто снимать поклажу, с которой при этом стекали потоки воды, а спина начинала мёрзнуть, а при одевании холодная корзина ложилась на холодную спину, и это было противно. Шли молча.

  Поэтому дошли до маленьких каменных сооружений быстро, уже к ночи. Это были каменные казармы, близнецы тех, где мы жили позавчера.

  Солдаты нас приняли настороженно, сюда слух о спасённых и героях - чужеземцах только докатился, никто из воинов этих раненых не видел, точно ничего не знал, указаний от начальства не получал и не очень-то верил болтовне.

  А когда мои мальчишки проболтались, что четыре дня назад мы шли по этой же "дороге", а потом свернули и прошли незамеченными, то сумели задеть их честь, ведь мы проскочили у профессиональных воинов не под носом, а, скорее, над головой. Назревал скандал, и только пропуск на пятнадцать иритов, с печатью принца, оказал весомое действие.

  Нас разместили на ночь в одной из казарм, солдат из которой выгнали в сторожевую башню, моей команде этот важный военный объект не доверили.

  Наутро мы покинули Сарпанию, оставив в ней и любовь и ненависть, дождь кончился и здесь, в предгорьях, даже подморозило, а лучи Сияющего приветствовали нас со стороны родных гор.

  ОХОТНИК

  Как хорошо, когда никого нет рядом! Фигура спереди, такая же сзади. Шаги ровные, неторопливые, шаг в шаг, так что мозги полностью отключены и могут делать всё что хотят. Впереди и сзади - разведка, в случае чего - успеет подать сигнал, чтобы выхватить оружие и швырнуть себя за ближайший камень. Мягкий рюкзак не гремит, спальник под спиной смягчает все удары и греет... Хорошо!

  Дорога, тянущаяся по холмам, залезает иногда в каменные мешки мрачноватых ущелий, с чистой ледяной водой, которая то струится ручьём, то, гремя, спадает небольшим водопадом.

  Мишка любовался россыпями камней, цветами, озёрами, вспоминал вечер на кордоне, думал о том, что Канчен-Та, наверно, уже дома, получила его послание и побежала читать к грамотею из окружения принца, который нудным безразличным голосом перечитывает в десятый раз его неуклюжие строки, а она достаёт из браслетика маленький меч...

  - Мечтаешь, Мроган?

  Принц подобрался незаметно, видимо, надоело идти в строю.

  - Наверно, Верт, а что ещё делать? Ноги сами идут. А ты что, мысли читаешь?

  - Ну, все твои мысли написаны на твоём же лице.

  - Что? Неужели - все?

  - Ну, нет, конечно, но основные - всегда.