Сьюзан Маклеод - Холодный поцелуй смерти

Его слова дали ответ на мои невысказанные опасения, но сердце у меня все равно затрепыхалось.

Малик открыл глаза и посмотрел на меня чуть ли не насмешливо:

— Однако мне было бы легче, если бы ты несколько умерила сердцебиение.

Какое счастье! Чудовище обещает меня не есть! До поры до времени.

Я сделала глубокий вдох, имея в виду расслабиться, и зря — внутри так и заклубилась страсть: я вдохнула темный аромат специй. Чтобы отогнать неуместные мысли, я стала напряженно думать о некромантах, яйцах Фаберже, Бабочках и Бобби — и в конце концов свела все эти темы к самому насущному вопросу, моему алиби, точнее, к тому, что Малик поставил задачу подтвердить мое алиби первым пунктом в своем списке неотложных дел — даже не поел толком, прежде чем отправляться меня искать. Почему, интересно, он так рвался меня найти? Я уже открыла рот, чтобы задать прямой вопрос, но потом решила, что Малика лучше пока не трогать. Из-за строгого костюма, застегнутого на все пуговицы, вид у него был отстраненный, недоступный… но тут я поняла, что дело не в костюме. Малик выключился. Он остановил сердце — оно не билось, остановил легкие — они не дышали, приглушил свои сверхобостренные вампирские органы чувств до уровня человеческих, а то и меньше. Большинство вампиров учатся этому сразу после принятия Дара — так им легче внедряться в человеческое общество, проще не обращать внимания на оглушительный рев бьющихся сердец и ароматы крови, от которых клыки так и чешутся. Если вампир разрешит себе незаконно перехватывать глоточек-другой, как только засосет под ложечкой, ему не сносить головы, причем буквально: это верная дорога на гильотину. Естественно, лакомиться добровольной жертвой никто не запрещает, пусть только на лицензированной территории…

Мое внимание привлек объектив установленной в такси камеры видеонаблюдения, и в голове тут же раздался звонок тревожного сигнала. Я подалась вперед и постучала по стеклянной перегородке.

— Нам надо вернуться в клинику «Надежда»! — крикнула я гоблину-водителю.

Он слегка повернул голову, и я заметила в зеркале заднего вида, как тормозные огни стоящего впереди автобуса отражаются у него в глазах красными огоньками.

— Поезжайте дальше, — тихо произнес Малик.

Гоблин резко кивнул.

Дьявол! Я развернулась лицом к Малику.

— В больнице есть камеры видеонаблюдения, — проговорила я, держа злость и досаду в ежовых рукавицах. — Они засекли, как Бобби пьет кровь, это не лицензированная территория, а то, что он был без сознания, ничего не…

— Камеры не зафиксировали данный конкретный эпизод, — перебил меня Малик. — Люди будут уверены, что своими усилиями сумели спасти и вампира, и девушку; ничего другого они не запомнят.

Так, значит, он им и воспоминания успел подправить, пока насылал морок, — что ж, разумно…

— А как же тролль? И гоблин-колотун, и душеспаситель — они все знают, что произошло!

— В самое последнее время прошли совещания между Вампирским Советом Старейшин, царицей гоблинов и владычицей-матриархом лондонского тролльего клана — Малик отбросил назад завесу черных волос; на бледной коже блеснул самоцвет в мочке уха — Мы добились нескольких новых договоренностей, которые не допустят, чтобы люди чувствовали себя в присутствии вампиров менее уверенно и спокойно, нежели сейчас.

Я чуть не подпрыгнула от удивления. Вампиры и гоблины всегда находили общий язык, но что они взяли в компанию гоблинов… Кажется, бросив регулярно бегать в КровоСОС-таун в обличье Розы, я лишилась не только отравы, но и свежих сплетен.

— СМИ непомерно раздули бы сегодняшний инцидент, — продолжал Малик, — ведь в нем участвовал мистер Март. С него лишь недавно сняли обвинение в убийстве, и, если присовокупить к этому нынешнее недовольство волшебным народом, вероятно, что люди обратятся против всего нечеловеческого. Так что в наших общих интересах свести количество подобных случаев к минимуму.

Конечно, то, что меня обвинили в убийстве, подогревало тлеющие ксенофобские настроения едва ли не до кипения. И все равно, хотя Малик и стоял за всеобщий мир и покой, в «Надежде» мне казалось, что эта мысль ему почему-то не нравится.

— Если ради всеобщего блага стоит все покрывать… — то есть ради блага вампиров, пропищал у меня в голове мерзкий циничный голосок, — зачем ты так старался все уладить?

— Женевьева, даже если бы я ничего не сделал, результат был бы таким же, — мягко ответил Малик. — Мистер Март остался бы героем, хоть и павшим, а девушка лишь пополнила бы печальную статистику. Как ты справедливо заметила, сенсацией стал бы только метод, который был применен, чтобы спасти их жизни.

Я нервно пригладила волосы и замерла, наткнувшись на хвост, в котором заключалось Очарование. Перед глазами так и мелькали заголовки: «КРОВОСОС ЛАКОМИТСЯ, ВРАЧИ БЕЗДЕЙСТВУЮТ» или даже «БОЛЬНИЧНУЮ КАШУ ТЕПЕРЬ ЗАМЕШИВАЮТ НА КРОВИ». В общем, такого нагородят — мало не покажется. А Грейс выгонят с работы!

— Ты уверен, что люди ничего не запомнят? — испуганно уточнила я.

— Что-то может им присниться. — Малик прикоснулся к платиновому перстню на большом пальце — в этом жесте сквозила неуверенность. — Воздействовать на человеческий разум таким образом — не лучший выход, но у меня не было ни времени, ни сил добиваться их покорности иными способами.

— Им от этого будет плохо?

— Нет, однако справиться с волей врачей было непросто. — Он поднял ладонь, — мол, я сделал все, что мог. — Если они всерьез задумаются о происшедшем, то, вероятно, восстановят забытое.

— Грейс — моя подруга, — нахмурилась я, — она не поймет, почему я ушла. Что ты ей внушил?

— Ты увидела, что она занята, и не хотела ей мешать.

Я досадливо забарабанила пальцами по бедру: Грейс такому не поверит! Она наверняка рассчитывала, что я останусь и буду ей помогать! Я вытащила телефон и настучала ей сообщение, что нашла себе алиби и перезвоню, когда побываю в полиции. Тут я заметила, что пропустила сообщение от Финна: Тавиш дома, там нам ничего не грозит, и Финн предлагал у него и встретиться. Я ответила «Да», а больше ни о чем решила не распространяться: не хотелось рассказывать ему, куда я направляюсь, к тому же неизвестно, насколько у Тавиша на самом деле безопасно — из-за проклятия королевы сидов.

— Та девица твердила, что ей надо мне что-то отдать. — Я посмотрела на Малика. — Надо полагать, ты об этом ничего не знаешь.

— Ты знаешь, что это такое? — Он вытянул из кармана белую ленточку, заляпанную кровью.

— Она была повязана у девицы на шее, — ответила я. В голове мелькнула какая-то мысль об этой ленточке — мелькнула и пропала. — Нет-нет, даже не спрашивай, я не знаю, что это значит. Так что, может, перестанешь на минутку делать загадочное лицо и объяснишь мне, что в ней важного — по-простому?