Елена Первушина - Короли побежденных

Я уже привык к постоянному головокружению и к тому, что все хотят меня убить. Мне даже не страшно. Я перестал обращать на это внимание. Да и какая разница — те или эти? Рано или поздно кто-нибудь доберется.

Тут на днях Эрвинд отомстил мне за то, что я не выпускаю его из кровати. Заявил буквально следующее:

— А знаешь, теперь тебе по улицам придется ходить с оглядкой. Они меня чуть не прикончили, а ты вмешался, с того света вытащил, местные власти переполошил. Я тебе, конечно, очень благодарен, но они — вряд ли.

Ну что мне с ним делать? Будь он моим младшим братом, я бы выдрал его за ухо, и все было бы хорошо. Да, настроение он мне испортил здорово.

Пошел я к аптекарю, а все кажется, что сейчас кто-нибудь из-за угла выскочит. Захожу в аптеку, и знаешь, какая первая мысль? «Вот сейчас все и закончится». Потому что вместо аптекаря там сидит какой-то парень совершенно не аптечного вида.

— Здравствуйте, — говорит он мне по-тардски, — что вы хотите?

Я хотел повернуться и уйти, да что толку? Подхожу ближе, говорю:

— Здравствуйте, а где господин аптекарь?

Он на меня смотрит, я — на него и вдруг понимаю, что он меня боится еще больше, чем я его. Это у асенов бывает. Уставятся на меня, будто я оборотень какой-нибудь. Эрвинд говорит, это из-за черной одежды. Думают почему-то, что я страшный преступник. Может, одежда меня сегодня и спасла.

Этот, который за прилавком, промямлил:

— У господина аптекаря голова болит.

Я назвал ему, что мне нужно, он полез банки сшибать. Между делом спрашивает:

— А как господин переводчик себя чувствует?

— Спасибо, много лучше. Послушайте, давайте я сам выберу.

— Нет, — говорит, — спасибо. А говорят, на него целый полк напал.

— Да нет, всего один человек. Сколько с меня?

— Нисколько, — говорит, — подарок от аптеки. А вы не знаете кто?

— Нет, — говорю, — не присматривался. Я, даже кто вы такой, знать не хочу.

Уж не знаю как, но снова ушел живым. Отложили до другого раза.

УЭрвинда сегодня не будет спокойной ночи. Никогда еще стража не играла с таким грохотом и воплями. Деньги им выдали, что ли?

Хельге недавно исполнилось семнадцать лет, к тому же ее отец был когда-то тардом, как и Аттери. Поэтому по утрам у нее падают из рук шпильки и гребни, пудра рассыпается по столу. Она пытается завязать королеве башмаки и смотрит на нее снизу вверх глазами, полными сострадания. Другое дело — Камилла. Каждое утро она теперь начинает с доклада о здоровье Эрвинда. Где она добывает сведения, известно ей одной, но Мэй ей верит.

Мэй бесят и Хельгины слезы, и Камиллина помощь. Она понимает, что сделала ошибку, позволив другим догадываться о ее чувствах. Но что делать, если без этих докладов она действительно не может жить. Только услышав «Вчера голова почти не болела и спал спокойно», она может по-старому легко спрыгнуть с высокой кровати на пол, искоса испытующе посмотреться в старое зеркало, со смехом напомнить своему отражению: «Коль крадешь — не попадайся, если врешь — так улыбайся».

А потом — пешком во дворец, по просыпающимся улицам, доедая на ходу рогалик, болтая с охранниками, чтоб горожане видели улыбающуюся и довольную королеву и знали, что все в порядке. На самом деле, конечно, даже подобия порядка нет в Аврувии. Господин посол продолжает трепать всем нервы, копаясь в старых донесениях и выискивая любой просчет. Все имперские чиновники в Лайе также воспряли духом и всячески ему помогают. И Мэй, и ее советникам что ни день приходится выдерживать очень неприятные разговоры. Особенно зол посол с тех пор, как ему предъявили виновников покушения на принца. Он нутром чует, что здесь что-то не так, но не может понять — что. Ложь слишком близка к истине.

Осень уже наступила, скоро праздник Высокой Звезды, и парки уже наполнились пряным запахом опавших листьев, а во дворце до сих пор никто не знает, где взять деньги.

И наконец, и это самое главное для Мэй, Эрвинд все еще не встает. Она уже отправляла в посольство своего врача, но посол его завернул, заявив, что не доверит своего переводчика врачу-асену. В чем-то он был прав, и Мэй оставалось лишь скрепя сердце согласиться. Утешается она одним: у тардов сейчас нет никакой разумной причины убивать Эрвинда.

Только теперь ей в голову впервые приходит вопрос: «А зачем вообще они привезли сюда принца?» Но она слишком расстроена, чтобы додумать эту мысль до конца.

На десятый день она не выдерживает и заявляет послу:

— Я хочу видеть своего брата.

Тот расцветает улыбкой, предвкушая, какое донесение он пошлет после этого свидания Императору.

— Ваше желание — закон для меня, прекрасная госпожа.

Разумеется, следующий день выдался нелегким для горничных. Платье плохо выглажено, волосы не ложатся, кроме того, совершенно необходимо запудрить морщины на лбу.

— Какие морщины? — стонет Камилла. — Вы, Ваше Величество, совсем уже обезумели!

В Камиллу летит подушка.

К полудню Мэй появляется в посольстве в сопровождении Аттери и пятнадцати человек почетного эскорта. Разумеется, посол сам хочет проводить ее к брату, но тут Аттери осторожно берет его за рукав.

— Господин Арнульф, я давно хотел спросить вас… Сестрой моей матушки была госпожа Беттина Клерская, в замужестве Шетель. Она не приходится вам родственницей?

И, перехватив взгляд посла, брошенный вслед уходящей королеве, добавляет с обезоруживающей откровенностью:

— Давайте не будем им мешать.

Пока Аттери занимает Арнульфа беседой об их генеалогических деревьях, его люди разбредаются по посольству и незаметно занимают всех опасных личностей разговорами, игрой в кости, фокусами и кто чем горазд. Таким образом, беседа коронованных особ происходит без свидетелей. Посол в ярости: и на сей раз его обошли.

Увидев изжелта-бледного Эрвинда с перебинтованной головой, Мэй потеряла над собой контроль. Со сдавленным криком она кидается к брату, вспрыгивает на кровать, прижимает его руки к своему лицу. Ее плечи дрожат.

Эрвинд, разумеется, смертельно напуган. Он давным-давно не видел ее слез.

— Что с тобой? Что с тобой, сестренка?

Но она не плачет, она смеется:

— Ты жив! Боги всеблагие, ты жив! Как ты?

— Хорошо, уже все хорошо. Только вот… с деньгами ничего не вышло. Может, если продать перстень…

— Ерунда какая! Давно уже все улажено. Ты только поправляйся.

— А кто это меня так, ты не знаешь?