Святослав Логинов - Земные пути

А на следующий день юркое судёнышко принесло весть: в Монстреле начались беспорядки. Теперь уже герцогу стало не до завоеваний. На немногих уцелевших корабликах, лодках и лодчонках, едва ли не на корытах монстрельское рыцарство устремилось к родным берегам. Исход был столь внезапен, что хольмгардский флот опоздал кинуться в погоню, тем более что корабли были отведены подальше от берега, где их не мог достать греческий огонь.

Случись в эту минуту даже не шторм, а просто небольшое волнение, и половина рыцарей не достигли бы родного берега, но пеннобородый Басейн честно держал своё слово, соблюдая нейтралитет, — водная гладь напоминала зеркало, и самый худой челнок в такую погоду мог пересечь пролив. Войско высадилось миль на двадцать севернее города и спешно направилось к дому, однако там их встретили запертые ворота и камни со стен. Герцог попытался закрепиться в стенах оракула, который прежде и пикнуть не смел против его воли, однако на этот раз ворота и здесь оказались закрыты. Напрасно герцог высылал гарольдов, требуя магистра для объяснений, авгуры на стенах не показывались, лишь пышнобородый привратник проревел мрачное пророчество: «Буря! Скоро грянет буря!»

Власть в Монстреле утекла из герцогских рук без кровопролития и даже без серьёзных грабежей. Цеховые старшины с полуслова договорились с богатыми купцами, а гарнизон, узнав, что оракулу и его дружине до происходящего дела нет, в полном составе перешёл на службу новой власти. Конечно, в городе оставалась и аристократия, и служители воинственного Гунгарда, но их было так немного, что они сочли за благо затаиться или уехать в загородные имения.

Опасаясь распространения мятежа, сантонские бароны один за другим покидали сюзерена, спеша вернуться в имения. Вскоре у благородного герцога осталось не больше десятка рыцарей и личная гвардия под командованием непреклонного Вольдемара де Бейна. Штурмовать с такими силами многотысячный город было невозможно, и герцог, изрыгая проклятия в адрес предателей, отступил на юг в крошечный городок Лиез, где оставались преданные ему земли и откуда он намеревался начать страшный поход на еретиков, изгнавших своего природного господина.

В Норланде тем временем кёниг Ансир, понукаемый своим истинным повелителем, развернул войско и попытался вернуться к Хольмгарду, однако на полпути был встречен городским ополчением. Часть латников и сам кёниг успели скрыться в лесах, однако большинство воинов Гахама нашли свой конец на вересковых пустошах.

Казалось, это была полная победа, но у Иста не шли из головы слова Карса: «От войны только войне польза бывает». Побеждённый ли, победитель — всяк благодарит воинскую удачу, принёсшую победу или хотя бы просто позволившую остаться в живых. А значит, и побеждённый, и победитель вливают новые силы в божественную суть великого Гунгурда.

Нужно было побыстрей заключать мир и устраивать обещанный праздник копчения сельди, лова ракушек или какого-то иного, но обязательно мирного занятия.

В положенный срок море заволновалось, пронзительный полуночник притащил с севера хрустальные льдины, и одновременно море возле Монстреля зарябило от полосатых хольмгардских парусов. Город обуял страх, и многие в эту минуту пожалели, что неосторожно изгнали герцога Лиезского. Однако корабли остановились посреди бухты, а к берегу пристал лишь один, самый большой, с которого сошёл посадник Карс с золотой булавой в руках. Прямо на причале он обнял городских старейшин и объявил о мире на вечные времена. Городу были поднесены подарки и среди прочего — двести новеньких дубовых бочек, которые островитяне клятвенно обещали выкупить полными лучшего монстрельского вина.

Затем от оракула, прежде закрытого, двинулась процессия авгуров во главе с великим магистром, который обещал благоволение седобрадого Басейна всем, кто будет есть рыбу во время осеннего праздника. Великое множество селёдок и пирогов с камбалой было съедено в этот день во славу морского бога.

Где-то в неведомых краях злобный карлик Басейн скрипел зубами, не понимая, в чём именно его обманули и почему так скверно на душе. Вроде бы всё случилось как договаривались: жертвы идут косяком, имя его поминается в каждом доме, а вот страха божия у людей не стало. Лучше бы Ист кораблекрушение какое пообещал или — как в прошлый раз — цунами устроил. Тогда было хорошо, а сейчас люди смеются и нет радости.

Несколько лет три мятежных города жили мирно, и слава о них расползалась по всему миру. Однако Ист понимал, что тишина обманчива. Потерпев военное поражение, Гунгурд ничуть не был ослаблен. Сила его даже возросла. Ист понимал, что в один нежданный день все три города могут быть стёрты с лица земли и удерживает Гунгурда лишь боязнь испортить отношения с другими богами, чьи интересы завязаны на мятежные города.

Решив не ожидать, когда золотошивный Гунгурд нанесёт следующий удар, который может оказаться более удачным, Ист сам принялся выбирать место для атаки. Обдумав всё как следует, Ист остановился на святилище бога Гартулу в Сенне.

Сенна была самой дикой и неустроенной из всех стран земного круга. Здесь обитали настоящие дикари, ходившие голышом и пользовавшиеся камнем куда чаще, нежели медью и железом. Впрочем, эти чернокожие люди знали и медь, и железо, просто камень казался им привычнее и, во всяком случае, был гораздо дешевле металла.

Святилище змеерукого Гартулу с виду ничуть не напоминало величественный норгайский храм Гунгурда или уставленные замшелыми мегалитами капища Гайхана в Хольмгарде или Ансире. И всё же это был один бог и одна вера. Змеерукого также называли богом-воителем, точно так же некогда он являлся людям, сокрушал чудовищ и обращал в рабство народы. Кроме того, он требовал возлияния на алтарь крови. Но если в Ансире в праздничные дни жертвовали бойцовых петухов, а в Норгае — готовых для случки баранов, то негритосы, словно в незапамятные времена, приносили на жертвенник людей. Впрочем, в Ансире в годы бедствий тоже, случалось, затаскивали в ограждённый гранитными глыбами круг связанного пленника. В несчастливые годы люди вообще склонны быстро дичать и вспоминать, казалось бы, прочно забытое. В норгайском храме священных убийств не бывало лишь из-за того, что пролившаяся кровь разрушила бы тонкое заклятие медленных слез. Зато паломники, бывало, так истязали себя самобичеванием перед самым входом в храм, что жертвенная человеческая кровь ручьями стекала по ступеням.

Но самое большое сходство было в том, что спруторукий Гартулу, подобно его восточному и северному двойникам, сражался не как простой человек, а бился разом двенадцатью медными ассегаями, которые хранились в самом сердце святилища, в доме, построенном из ароматных сандаловых брёвен. Тут уж не обманулся бы даже неумный. Дюжина изогнутых норгайских или прямых северных мечей не особо сильно отличается от двенадцати ассегаев. Гунгурд привык действовать единообразно.