Александр Бушков - Колдунья

Злобная веселая радость играла в ней, как пузырьки в бокале хорошего шампанского. Ольга быстро отделила подвергшихся нападению путников от нападавших и, грубо подталкивая движениями поднятых ладоней, погнала разбойников к берегу. Пятеро шагали послушно, не доставляя хлопот, а вот с Васькой Бесом временами приходилось повозиться: Ольга ощущала явное сопротивление, идущее словно бы не от Беса, а от некоей малой точки, слышала странное повизгивание, недовольное, скрипучее. Ох, похоже, не врали насчет табакерки… Что-то мелкое, но сильное и назойливое изо всех сил пыталось ей мешать, чем напоминало комара, вьющегося в темноте над ухом. Она даже ощутила явственный укол в ладонь, весьма болезненный — и, рассердившись, показала все, на что способна, невидимой жесткой сетью теснила шестерых к берегу, одновременно послав в глубину нечто вроде окрика…

Прозрачная зеленоватая вода потемнела, что-то обширное поднималось к поверхности, тяжело клубясь и разрастаясь — и над водой лохматыми языками поднялась тварь. При дневном свете она была столь же бесформенной, как давеча ночью — клубы тяжелого мрака, в котором вязнул взгляд, колыхание темных струй, вызывавшее омерзение где-то под ложечкой…

А потом эти струи накрыли шестерых, и на берегу на несколько мгновений водрузилась странная фигура: огромная черная клякса, из которой торчали шесть черных подобий человеческих фигур. Затем все это слилось в один ком, который, еще недолгое время полежав, стал широким потоком утягиваться в реку, удивительно напоминая выливаемую из ведра краску. Поток лился медленно, отяжелело, сыто…

Ольга, не глядя, протянула назад руку и, ощутив тяжесть баклажки, направила ее горлышком к реке. Напряглась и сосредоточилась. Она и сама не могла бы объяснить, что сейчас проделывала — словно бы старательно тянула удочку, на которую клюнуло нечто тяжеленное, слабо сопротивлявшееся: ничего похожего на яростный отпор сильной рыбы…

Черная струя, появившаяся из реки, потекла в горлышко баклажки, сразу начавшей холодеть. Пальцам было зябко, но, в общем, можно и вытерпеть…

Сколько это продолжалось, определить было трудно, тем более что черная струя сопровождала свое плавное течение странными полузвуками-полуощущениями, для человека неприятными и порой даже болезненными, так что время от времени приходилось зажмуриваться и затыкать уши — мысленно…

Наконец и это кончилось. В руках у Ольги осталась тщательно закупоренная медная баклажка, потяжелевшая так, словно ее залили «живым серебром», сиречь ртутью, до самого горлышка. И что-то внутри словно бы бурлило, колыхалось, и в ладони появились непонятные покалывания…

Плотно вставив пробку и забив ее ладонью изо всех сил, Ольга облегченно вздохнула — словно свалила с плеч тяжеленную ношу. Явная гордость собой присутствовала, что уж там…

За спиной не без сарказма заговорил Джафар:

— Ну и что вы теперь, госпожа моя, намерены делать с этим сокровищем? Какой от него толк в нашем хозяйстве?

Ольга сосредоточенно опутала горлышко словом, как полотном, завязала узел. Ответила устало:

— Как выражаются наши мужички, в хозяйстве и бечевочка пригодится… Пусть себе лежит где-нибудь в уголке, все лучше, чем на воле…

Она направилась к генералу Друбецкому и сорвала у него с головы мешок. То ли у ее заклинаний был какой-то побочный эффект, вогнавший путников во временное оцепенение, то ли они сами впали в некое подобие столбняка — но оба только сейчас опомнились, зашевелились, глянули осмысленно. Кучер, обведя окрестности недоуменным взглядом и убедившись в полном отсутствии опасности, принялся размашисто креститься. Генерал владел собой получше, но все же выглядел оторопелым.

— Ольга Ивановна? Да как же это… что это… Где они?

— Вам определенно ворожит кто-то, господин генерал, — сказала она весело. — Я как раз ехала мимо, и они, должно быть, испугались конского топота — за ними ведь полиция принялась охотиться всерьез. Видели бы вы, как они порскнули в чащобу, словно зайцы из мешка…

Видя, что взгляд генерала задержался на баклажке, Ольга как ни в чем не бывало повесила ее на пояс и продолжала самым естественным тоном:

— Ну что же вы стоите? Разбойники сбежали, дорога свободна, можно и ехать…

Кучер, как солдат, получивший военный приказ, проворно полез на козлы. Генерал медлил. Он озирался так, словно пытался усмотреть в окружающем некую подсказку, ответ на все странности.

— Все произошло так молниеносно…

— И столь же молниеносно кончилось, — сказала Ольга безмятежно. — Вас ничто более не задерживает, можете ехать… — Она подошла к генералу почти вплотную и добавила тихо: — А там, в Петербурге, сделайте то, что намереваетесь сделать, без малейшего промедления, убийц выдавать никакой не грех, а обязанность порядочного человека…

Будь он мужиком, смело можно было бы сказать, что Друбецкой на нее вылупился. Но он как-никак числился среди столбового дворянства с Рюриковичами в отдаленных предках, а потому вульгарные мужицкие словечки как-то не подходили. Но все же именно так и следовало его лицо охарактеризовать…

— Ольга Ивановна, я решительно не понимаю…

— Все вы понимаете, господин генерал, — сказала она тихо. — Что не хотите вновь путаться с мятежом — совершенно правильно. Но и оставлять всю эту компанию на свободе никак не следует, они ведь решатся на что-то еще. А вы присягали государю императору…

— Да, я… Разумеется… — Он отчаянно искал слова. — Боже мой, Ольга Ивановна… Кто бы мог подумать… Ну откуда вы можете знать?

— Ремесло такое, — сказала она, в общем, чистую правду, хотя и далеко не всю.

— Ремесло? Но не хотите же вы сказать, что вы… столь юная барышня из хорошего дома, состоите на службе в… Это уж слишком фантастично…

— Давайте не будем сейчас об этом рассуждать. И не стоит терять зря времени. Мало ли еще какие опасности вам могут встретиться по дороге. А в Петербург вам следует прибыть побыстрее…

— Да, конечно же… — Генерал пребывал в совершеннейшей растерянности, и какое-то время всерьез казалось, что он намерен ей откозырять, как начальству. — И, будьте уверены, все пройдет надлежащим образом… Но кто бы мог подумать…

Ольга легонько подтолкнула его к бричке, и он, растерянно мотнув головой, отвернулся, подобрал треуголку с разлохматившимся султаном, шагнул на ступенечку, тяжело свалился на сиденье. Кучер, получив столь же недвусмысленное понукание, хлопнул вожжами и со зверским лицом прикрикнул на лошадей. Бричка резво покатила по дороге.