Юлия Боровинская - Лисьи листы

А ночью пошел снег. Я почувствовала это во сне, заворочалась, села в постели, а поскольку кровать моя стоит прямо под окном, мне всего-то нужно было высунуть из-за занавески заспанную мордаху, чтобы увидеть, как в свете дворового фонаря медленно кружатся снежинки, исчезая возле черной теплой земли. Я помнила, каково это — быть снежинкой. Короткая ледяная жизнь в безразличном кружении, осколок порядка в мире хаоса. Ты таешь, испаряешься и вновь возносишься вверх, туда, где заботливое ледяное дыхание тучи вновь отливает тебя в безупречную кристаллическую форму. Сансара за полчаса…

И вновь мне снился диалог:

— Опять что-то неладно у нас с тобой. Дергаешься, нервничаешь… Так уже сколько раз было. А вот когда я исчезаю на какое-то время, потом всё надолго налаживается. Может, тебе просто нужно побольше личного пространства?

— Думаю, что и тебе его нужно не меньше… Но знаешь, если я не хочу быть с тобой рядом каждую секунду жизни, это вовсе не означает, что я вообще не хочу быть с тобой. Или хотя бы то, что я хочу расстаться с тобой на целый месяц. Может быть, ты мне не нужен, как воздух. Но нужен, как хлеб. Разве это хуже?

Я видела этот разговор, как пьесу, со стороны и что-то настораживало меня в словах актеров, каким-то ненастоящим казался финал… Сны…

А ровно в четыре часа дня я, как и обещала, сидела в корейском ресторане с Лариской и ее женихом — довольно приятным парнем… нет, пожалуй, всё же мужчиной лет 35-и с холеной густой бородой. А поскольку ни о чем, кроме своей работы и Лорки, говорить он оказался неспособен, то беседовали за столом мы, в основном, об археологии. Ну, беседовали — это громко сказано. Просто Семен — именно так звали кандидата наук — вёл бесконечный рассказ о некоем хранилище древних, еще времен татаро-монгольского нашествия, рукописей, которое экспедиция с ним самим во главе отрыла этим летом.

— Там, случайно, оригинала «Слова о полку Игореве» с автографом Баяна не нашлось? — не выдержала я часа через полтора.

Лорка возмущенно зашипела на меня, а ее избранник с трагическим лицом непризнанного гения заявил:

— Вот Вы смеетесь, Ира, а совершенно напрасно! Подлинные документы той эпохи могут оказать на развитие исторической науки гораздо большее влияние, нежели сомнительное литературное произведение, произвести точную экспертизу которого не представляется возможным. Вот например…

— Ну, хватит! — взяла инициативу в свои руки невеста, — Лучше скажи: правда же Ирка — умная и красивая?

В глазах ее будущего супруга явственно читалось, что умным человека, настолько далекого от археологии, он считать никак не может, что же до красоты… Нет, ну, будь он ценителем высоких толстых брюнеток, вряд ли он женился бы на такой миниатюрной блондинке с короткой стрижкой, как Лариска. И всё же, вежливости ради, Семен кивнул и выдавил из себя нечто вроде:

— Да-да.

— Вот! — удовлетворенно продолжила Лорка, — Так что теперь думай, кого из своих умных, красивых, а главное — холостых друзей взять в свидетели. Ну, чтобы Ирка не скучала.

Археолог замялся. Не то у него была проблема с умными-красивыми-холостыми приятелями, не то он просто не был морально готов пожертвовать дружбой с ними, поставив их в пару со мной.

— А вот это как раз абсолютно необязательно! — заторопилась вмешаться я, — Дело в том, что 29-го числа я, как выяснилось, опять буду в командировке. Так что ты в дружки лучше Олю возьми, ага? Она девица милая, характер у нее золотой, и вообще ее давно уже пора с кем-нибудь познакомить. А я, между прочим, опять замуж вышла. За коллегу по работе.

— Что?! — обалдела Лариска, — И ты такую новость в последний момент сообщаешь?!

Остаток вечера прошел в сплошных разбирательствах на тему «кто, как и почему не позвала». Я с большим или меньшим успехом уходила в сторону от расспросов подруги, суеверно думая, что не нужно было о нашем с Хитчем странном супружестве вообще упоминать. Во-первых, по законам этого мира, никакие мы не муж и жена, а так себе — временные сожители, а во-вторых, мне давно уже было впору с разгневанными интонациями героини классического фильма вопросить: «О боже! Ну, и где же он — муж этот?!» И еще неизвестно, придется ли нам снова жить в одной квартире…

Кто знает, может быть, и нужно было мне сходить на эту свадьбу — вымотаться вместе с молодоженами в традиционной суете, выслушать все глупые тосты родни, потанцевать на гудящих от усталости ногах, выпить… Потому что дальше потянулись дни и вовсе однообразные и унылые.

Разработанный мною трюк с сумкой не подвел ни разу: иногда деньгами меня выручала сама дама, выписывающая читательские билеты, иногда — кто-то из добросердечных свидетельниц нашего разговора. К тому же, в нескольких мирах платить и вовсе не понадобилось: достаточно было лишь оставить в залог свой экзотический паспорт. А дальше всё развивалось по накатанной схеме: возня с картотекой, электронной или бумажной, доводящие до головной боли поиски и неизменный итог: Оракул Печали в данном мире разрушен — давно или буквально несколько лет назад, но увы…

Нет, я, конечно, не сдавалась. Но радостное возбуждение первых дней, уверенность в том, что еще совсем немного — и я смогу окликнуть Хитча: «Тошка!» — и увидеть, как теплеет в улыбке его лицо — всё это постепенно сменилось тупым отчаяньем, привычной тоской, безнадежным ритуалом каждого нового похода.

И вот настала ночь, когда…

— Глупо, — равнодушно констатировал Чжуан, — Ты перестала мыслить логически, и вот к чему это привело. Подумай: зачем в мире, где существует Оракул Печали, дверь в ад? Ведь если у человека есть надежда…

— Я поняла. И нет никаких исключений?

— Одно-единственное. Но тем путем, которым ты двигалась, ты бы его всё равно не нашла.

— Что за исключение?

— Я не уполномочен давать тебе подсказки. Пойми: это не компьютерная игра. Это твоя собственная жизнь.

Я посмотрела на прекрасное и спокойное, как маска, лицо андрогина и, хотя очень боялась ответа, всё же решилась спросить:

— Жизнь? Или очередной круг ада?

Мой гид пожал плечами:

— Пока ты из него не вырвалась — это ад. Но всё это слова, которые совершенно не проясняют сути дела. Это ад, который может стать жизнью, это жизнь, которая может стать адом… Это просто ты, которая совершает попытки. Правда, есть еще один путь.

— Какой? — встрепенулась я.

— Отчаянье. Опустить руки. Сдаться.

— И что тогда?

— Тогда ты вернешься в свой маленький домик, где никогда не закончатся кофе и сигареты. На всю вечность.

— И меня опять будут чем-то мучить?