Константин Бояндин - Ветхая ткань бытия

Осознавая, что сильно пожалеет о том, что не сдержал любопытства, Хиргол заглянул внутрь.

Ничего особенного. Та же алхимическая посуда, склянки, диаграммы. Только вот на столе лежит пухлая тетрадь в кожаной обложке. Не это ли так тщательно прячет Пятый?

Дверь недовольно скрипнула, пропуская нежданного гостя, и хор сквозняков прекратился. Большое окно было распахнуто настежь. Вдалеке недовольные волны раз за разом набрасывались на источенный камень, не желая успокаиваться. Пронзительные голоса птиц доносились вместе с порывами ветра.

Как беспечен Пятый, покачал юноша головой. Оставил всё нараспашку. Ну что же, он закроет окно и дверь и выйдет прочь, ни к чему не прикоснувшись. От сознания того, что он победил любопытство, Хиргол ощутил прилив необычайной гордости за самого себя.

Кто-то чирикнул слева от него.

Птица, напоминающая воробья-переростка, вспрыгнула на стол и с хозяйским видом принялась прыгать по нему, время от времени поглядывая на вошедшего то одним, то другим глазом. Хиргол сделал было шаг к окну, и заметил, что птица украсила стол личной печатью, едва не замарав при этом тетрадь.

— Пошла вон, — замахнулся Хиргол. Птица испуганно метнулась в сторону и, несколько раз столкнувшись со стенами, вылетела в открытое окно. Скатертью дорожка. Чистить стол он не станет — пусть Пятый сам займётся этим на досуге.

Хиргол подошёл к столу вплотную. Отсюда уже можно было дотянуться до окна и, несколько повозившись с тугой защёлкой, он закрыл его. В комнате тут же повис тот запах, который свойствен подобным лабораториям — смесь реактивов, пыль, следы дыма от горелки. Запах был слабым, но неистребимым.

Хиргол долго смотрел на тетрадь, и червь, которого он вроде бы прихлопнул в своём сознании, вновь ожил. Ну прикоснись хоть рукой, упрашивал тот. Оставь хоть какое-нибудь воспоминание.

Рука Хиргола потянулась к обложке.

Прикоснуться он не успел. Боковым зрением заметил нечто, метнувшееся к окну снаружи. Начал было поворачиваться, и едва успел пригнуться. Всё, что успел заметить — быстро выраставший силуэт, напомнивший толстую арбалетную стрелу.

Окно взорвалось, выплеснувшись на стол и присевшего Хиргола. Хорошо ещё, что успел закрыть лицо ладонями. Тянулись вязкие отвратительные секунды, но ничего не происходило. Не было ни шума, ни голосов.

Ноги юноши оттаяли, и постепенно вернулась способность соображать. Он поискал взглядом стрелу. Не нашёл. Что за наваждение, что-то же разбило окно!

Он осторожно потряс головой, вытряхивая из волос осколки стекла, и тихо выругался. Теперь не миновать объяснений, почему и для чего ему вздумалось забираться в кабинет… Слабый треск крыльев за спиной. Хиргол мгновенно развернулся, сжимая кинжал в руке. Тот самый «воробей», с чёрным, как ночь, клювом и внимательными глазками. Сидит на запертом шкафу и поглядывает на человека.

Тетрадь всё же надо убрать, подумал Хиргол. Возьму её с собой — иначе точно голову оторвут. А воробей пусть летает.

Хиргол сделал шаг вперёд, и тут же чудовищная боль обожгла руку чуть выше локтя. Правая кисть онемела и вовсе не чувствовалась. Чёрные пятна запрыгали перед глазами. Хиргол схватился левой рукой за правый локоть, с ужасом осознавая, что вместо локтя обнаружит кровоточащий обрубок…

Локоть был на месте, но правая рука совершенно не действовала. Чуть выше локтя красовалась яркая красная точка. Боль, что стальным обручем сжала горло, не позволяя даже вздохнуть, исходила оттуда.

Снова треск крыльев. Над головой. Справа. Слева. Воробей уселся прямо на тетрадь, попрыгал по ней, холодно поглядывая на стиснувшего зубы человека. Неужели это он?

— Пошёл вон, — прохрипел Хиргол и махнул непослушной правой рукой. Птица отпрыгнула в сторону.

Рука постепенно оживала. Надо было просто уйти, думал Хиргол позже. Но упрямство, которое пришло на смену злости, затмило разум. Он вновь попытался схватить тетрадь.

И едва не лишился глаза. На сей раз, это точно был воробей. Он взмыл в воздух, словно ожившая стрела: столь быстро, что человеческий взгляд не смог бы уследить.

Вновь досталось правой руке. Теперь по ладони и ниже проходил рваная борозда. Кровь потекла широкой тёмной полосой, и Хирголу едва не стало худо. Он схватился за край стола — ноги не держали его — и увидел несущуюся на него птицу. Всё, что он успел сделать — закрыть глаза.

После чего тяжёлый молот ударил в лицо, и ярчайшая вспышка сожгла окружающий мир.

…

Хиргол очнулся оттого, что в голове размеренно бил всё тот же молот. Ощущение напоминало похмелье. В общем и целом ему казалось, что его медленно прокручивают через мясорубку.

Вместе с сапогами.

Чья-то рука протирала ему голову едко пахнущим составом.

— Больно, — прохрипел Хиргол, попытавшись отвести голову. Без особого, правда, успеха. Мускулы не повиновались.

Зайчики переставали прыгать перед глазами.

Хиргол обнаружил, что лежит на низкой деревянной скамье. Редкостной красоты девушка — которой едва ли было двадцать лет — стояла на коленях перед скамьёй и промывала его раны. Увидев, что пациент открыл глаза, она улыбнулась и жестом велела лежать смирно.

Хиргол обнаружил, что не в состоянии отвести от неё взгляда. Кто это? Где это Пятый прятал её?

— Альмрин, — послышался голос откуда-то справа, и девушка, обернувшись, кивнула кому-то, кого юноша не смог увидеть. Впрочем, голос принадлежал Пятому.

Словно ветерок унёс девушку. Она вскочила на ноги и убежала — оставив после себя быстро рассеявшийся слабый аромат хвои.

— Кто… — прохрипел Хиргол.

Тнаммо широким шагом вошёл в комнатушку, в которой лежал пострадавший, и приветственно помахал рукой. Хиргол попытался вжаться в скамью… но его грозный наставник улыбался, как ни в чём не бывало.

— Вижу, ты всё осознал, — он уселся в ногах на низенький табурет. — Радуйся, что жив остался.

— Воробей? — слабо шепнул юноша. Пятый кивнул.

— Мои сторожа чётко выполняют указания, — пояснил он. — Тебе ещё повезло. День полежишь, потом продолжишь занятия.

Хиргол не верил своим ушам.

— И… всё?

— Всё,

— Тнаммо тяжело поднялся. — Лежи, пока не позволят встать. Альмрин присмотрит за тобой.

— Это был… была Альмрин?! — Хиргол вновь попытался подняться и вновь не смог. Тнаммо широко улыбнулся.

— Я всегда думал, что секрет лечения во многом зависит от врача, — кивнул он, поглаживая подбородок. — Да, это она же. Поскольку ты стал чрезмерно любопытным, отныне она будет следить за тобой. Так что не советую лезть, куда не просят.