Инна Живетьева - Черные пески
– С чего ты взяла?
– Песня сказала.
– Ну и кто же меня любит?
Пожала угловатыми плечиками:
– Сам ищи.
Ерунда, хотел отмахнуться Митька, но еще помнилась песня, и теперь чудилось в ней обещание: любят.
Динка отбросила с лица густые пряди цвета гречишного меда, глянула внимательно.
– А еще тебя что-то вот здесь грызет, – смуглая ладошка коснулась его груди, и Митькино сердце толкнулось, отвечая. – Пойдем.
– Куда?
– К бабушке. Ну пойдем же. – Она взяла Митьку за руку и повела за собой, словно младшего братишку. Их проводили почтительным молчанием.
В доме медуницы светилось окно, за стеклом сидела кошка и терла голову лапой.
– Видишь, гостей намывает! – показала Динка.
– Какой из меня гость? – Митька вырвал руку. – Зачем?
– Вот чудак! Тебе же надо, пойдем.
Столько в голосе девочки было уверенности, что княжич шагнул в калитку. Прошли тропкой вдоль дома; пес на привязи заворчал, но облаивать не стал. В темных сенях густо пахло травами и ягодой. Динка толкнула дверь, и Митька увидел медуницу. Женщина стояла у стола и процеживала через тряпицу молоко. В ее темно-медовых волосах лежала седая прядь.
– Ну что встал на пороге? Проходи. Повечеряешь с нами. Динка, достань посуду.
Митька переминался у двери, глядя, как Динка расставляет широкие деревянные тарелки и щедро сыплет в них первую пахучую землянику.
– Вы зовете меня за стол, а я был с теми, кто убивал вас. Там, в Валтахаре. И потом – тоже.
Динка со стуком уронила на стол деревянные ложки, испуганно оглянулась на бабушку. Медуница качнула головой.
– Сейчас ты пришел не как враг. Садись.
Он не должен был переступать порог, но, повинуясь ласковому голосу, прошел к столу.
В тарелку полилось молоко, тягуче опустился мед.
– Ешь.
Митька послушно взял ложку. Обычно любимое лакомство сейчас казалось безвкусным.
– Ты теряешь виллен, – сказала медуница.
– Что?
– Волю… Нет, не так. – Она свела в задумчивости брови. – У вас нет такого слова: «виллен». Воля, сила – только лепестки виллена. Судьба ведет человека, но и человек меняет судьбу – это и есть виллен. У одного он силен, у другого – слаб. Ты понимаешь меня?
Митька кивнул. Марк – вот уж у кого сильный виллен.
– Твой виллен похож на дерево, подсушенное жарким ветром. Напои его, пока не поздно.
– Как?
– Если ты спрашиваешь об этом, значит, я права, и твой виллен действительно уходит.
Митька провел пальцем по столешнице: древесный узор напоминал летящую птицу.
– У моего рода нет покровителя. Медуница из Валтахара сказала, что мы прокляты. Она не ошиблась. Вы говорите – «виллен». А я не знаю, как мне искупить вину. Перед вами, перед моим покровителем. Я… вы можете выгнать меня. Да вы на порог меня не должны были пускать. А я хочу просить вас о помощи.
Медуница ждала, и Митька вытащил завернутый в платок лист.
– Вы можете прочесть?
Медуница отвела листок подальше от глаз, присмотрелась к буквам.
– Да.
– Прошу вас!
– Но не сейчас. Когда мы умираем, нам открывается путь в Сад Матери-заступницы, к священным животным, что живут там. И перед калиткой Сада мы начинаем понимать язык, на котором они говорят. Найди умирающую медуницу, и она ответит тебе.
Дурацкий смех царапнул горло.
– Спасибо, что не посоветовали убить вас.
Митька ждал, что медуница оскорбится или разгневается, и готов был принять и то, и другое. Но та сказала:
– Бедный мальчик.
Хуже этого ничего быть не могло.
– Простите. – Митька рванулся из-за стола. – Простите! – крикнул уже от порога.
Он выскочил, зацепившись за что-то в сенях и задев плечом пук сушеной травы. Залаяла на убегающего собака. Митька свернул в сторону реки, на бегу расстегивая камзол и подставляя ночному ветру грудь, в которой металась, визжала и кусалась крыса. С шумом сбежал по склону – из-под сапог срывалась глина, и Митька чуть не упал. Рухнул у воды, замочив рукава по локоть, наклонился и начал пить, точно пес, а не человек. Холодная, отдающая тиной вода остудила крысу.
Княжич сел, убрал с лица мокрые волосы. Быстрее бы покинуть этот благословенный медовый край!..
Спустя два дня Митька и Дымок стояли на берегу совсем другой реки. Рассветный туман утягивал белесые лапы в камыши.
– Иди точно на ту сосну. Вон, видишь, с желтой макушкой. Если что, лучше бери левее, вправо слишком топко. Я подожду, как ты переправишься, – Дымок сплюнул, сказал с досадой: – А то еще стрельнут, не разобравшись.
Митька свернул плащ со змеей, положил рядом с роддарцем.
– Ты что?! Брезгуешь или опасаешься? Тебе его Хранитель пожаловал, вот и забирай.
Митька сунул плащ в сумку. Приторочил к седлу одежду и сапоги, тронул воду босой ногой. Спугнутые мальки брызнули в разные стороны. Княжич ухватил Ерьгу за повод, глянул на провожатого.
– Прощай.
– Пусть Росс не разведет нас на разные стороны, – по роддарскому обычаю ответил Дымок. Так говорят не каждому.
– Пусть будет милостив к тебе твой покровитель, – кивнул Митька.
Глава 11
Темка свернул к конюшне, завел Каря в пахнущую овсом и сеном полутьму. Из крайнего стойла высунулась морда, всхрапнула. Санти! Точно, он! Темка поднял руку, хотел погладить жеребца, но тот недовольно дернул головой. Не любит вольностей, только хозяину дозволяет. Вернулся Марк, спасибо Россу. Кобылка рядом с Санти тоже была знакома, но чья, Темка не помнил.
– Шурка! Каря возьми!
Мальчишка перехватил поводья, хотел что-то сказать, но княжич отмахнулся: некогда!
Сказал пароль охранникам, что застыли истуканами возле дверей. По широкой дубовой лестнице – бегом. Одернуть мундир, прежде чем показаться королевскому адъютанту. Капитан Георгий кивнул, разрешая пройти, и порученец шагнул в кабинет.
Спиной к нему стояли Марк и… Темка моргнул, отгоняя видение. Тот, второй, в штатском камзоле, обернулся. Митька! И без шрама на лице. Матерь-заступница! Броситься бы к нему, облапить, завопить от восторга. Но здесь король, нельзя, шакал побери! Темка выдохнул хрипло:
– Ваше величество, послание от коннетабля.
Эдвин махнул рукой:
– Да поздоровайтесь!
Темка рванулся, точно отпущенный с привязи щенок.
– Живой! – Схватил за плечи, чтобы удостовериться: нет, не чудится. – Благослови Росс! Ты как? Почему?!
Митька засмеялся.
– Милостью чужого покровителя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});