Лис Арден - Алмаз темной крови. Песни Драконов

— Ты мне льстишь, ар-Раби… — И Сыч церемонно склонил голову. — Так вот и получилось, что пропажа наша нашлась… по крайней мере, стало ясно, где ее искать. И представь — ни я, ни Хэлдар не забыли, что один из наших давних знакомых однажды поменял ремесло пирата на промысел охотника за дарами Арр-Мурра.

— И вы решили обратиться за помощью к старому другу… — шаммахит оглядел сидящих вместе с ним за столом. — А я-то думал, что задержался в этом городишке случайно, а оказалось — вас дожидался.

— Тебя почти невозможно застать здесь. Я всякий раз, когда бывал в Шибальбе, спрашивал о тебе — и все без толку. Или ты уже ушел, или еще не вернулся, а искать тебя на твоих тропах — благодарю покорно… — Хэлдар говорил спокойно, ровно; он выглядел немного усталым — эльфы плохо переносили жару и сушь, — но довольным. Им и в самом деле посчастливилось — ар-Раби, спасенный вместе с Сычом из храма в нильгайских лесах, стал одним из лучших проводников по проклятым землям. И все еще был жив.

— Ты прав, я редко бываю здесь, а задерживаюсь еще реже. Пустыня крепко держит меня — только в ее объятиях я засыпаю спокойно. Здесь, — ар-Раби повел рукой, указывая на окружающие их стены, — здесь мне неуютно. Слишком много всего — людей, вещей, слов… Так что собирайтесь быстрее — долго я вас ждать не буду.

— А чего нам особо собираться. Так ты согласен вести нас? — Сыч явно был обрадован словами ар-Раби.

— Возможно, ты не все и не совсем понял. — Хэлдар внимательно глянул на шаммахита. — Мы должны идти в самое сердце проклятых земель. Не по окраинам пустыни. Не в оазисы. Даже не по границе Арр-Мурра.

— Да, так глубоко я не захаживал. — Согласно кивнул ар-Раби. — Но могу тебя утешить, господин эльф, — так глубоко не захаживал никто. Так что более знающего проводника, чем я, вы вряд ли найдете. Вот если бы Пьющий Песок не ушел двумя неделями раньше, может, он и согласился бы вести вас.

— Пьющий Песок? — эльф недоуменно приподнял бровь. — Так он и впрямь существует? Признаться, я думал, это не более чем легенда. То, что я слышал о нем, — какие-то неправдоподобные россказни…

— Неужели? — усмехнулся шаммахит.

— Ар-Раби, кто же поверит тому, что человек способен пройти сквозь пыльную бурю, или вести за собой подземный колодец, будто ручного зверька?

— Человек и не способен. А вот Пьющий Песок — он и не такое может. — Шаммахит, не спеша, отпил глоток воды — иных напитков он не употреблял — и продолжил.

— Боюсь, что уподоблюсь хранителю старинных баек, в которые никто, кроме желторотых новичков и еще живых ветеранов не верит, но уж позвольте самую малость помучить старых друзей. Это случилось, когда я впервые попал в решетчатые дюны — впрочем, вы ведь не представляете себе, что это такое, по вам, пустыня это ровный песочек, вроде морского побережья… Я помню, как сам был поражен, впервые увидев ее великолепие — бескрайние холмы… застывшие волны, звезды, серпы, полукружия… — и шаммахит прикрыл глаза, вспоминая и наслаждаясь. — А в решетчатых дюнах и опытному проводнику заблудиться не стыдно, такая там путаница, и ориентиров никаких. А у меня тогда всего пара походов за плечами была. Вот и плутал я там сутки, а потом и вторые. А на закате третьего дня, когда я уже еле ноги волочил, на меня прямо из-за бархана вышел Пьющий Песок. Присел рядом, дал воды из своей фляги напиться — и пусть меня сожрут пустынные волки, если эта вода не была холодна как сердце моей бывшей жены! Потом велел держаться левой стороны лабиринта, сам встал и пошел себе куда-то восвояси. А на прощанье протянул горсточку леденцов, завернутых в розовые лепестки, и сказал…

— Что сказал? — не утерпел Арколь.

— Что в пустыне нельзя отчаиваться и падать духом. «Ты же любишь ее, так пусть любовь и ведет тебя». Через несколько часов я вышел из дюн…

— Разве ты не пошел за ним? — изумился маг.

— А разве он меня пригласил следовать за собой? — в свою очередь изумился проводник.

— Даже если и так. — Хэлдар отодвинул от себя пустой бокал. — Что нам толку от этого чудотворца?

— Он прав. — Кивнул Сыч. — Нам, кроме как на себя и на твое мастерство, рассчитывать не на кого. Да оно и к лучшему. Приказывай, ар-Раби — когда и с чем отправляемся.

— Прошу прощения у милостивых господ… — неслышно подошедший слуга склонился в почтительном поклоне. Разогнувшись, он внимательно оглядел сидевших за столом, задержав выпуклые глаза на Хэлдаре и Арколе. Последний не удержался от того, чтобы не присвистнуть негромко сквозь зубы — слуга был одним из коренных жителей побережья Пустынных земель, чтитланом. Осталось их немного, возможно, именно поэтому они так цепко держались за свои обычаи; у слуги, как и полагается чистокровному чтитлану, голова была сплющена с висков, мочки ушей непомерно растянуты плоскими дисками серег, а передние зубы обточены на манер акульих.

— Прошу прощения, — слуга ясно улыбнулся, заставив и Сыча негромко чертыхнуться, — господин призывает эльфа к себе.

С этими словами слуга отодвинулся и скупым мановением руки указал на сидящего в отделенном полутемном углу посетителя — ничем не приметный человек лет сорока, с короткими седыми волосами, что-то высматривал на дне своей кружки. Друзья недоуменно переглянулись, а ар-Раби что-то негромко прошептал себе под нос — то ли выругался, то ли помолился…

— Господин призывает эльфа, — повторил слуга, не понимая, чего еще надо этим пришлецам, каких еще слов они ждут от него.

— А с чего бы это? — принахмурился орк. — Ишь, призывает… Хэлдар, ты его знаешь?

— Замолчи, Сыч. — Шаммахит поднял руку. — Хэлдар, советую не медлить. Это Пьющий Песок… и задуши меня суховей, если я понимаю, как он тут оказался. Иди же…

Эльф пожал плечами, встал, и последовал вслед за слугой.

Тихо поскрипывает песок под сапогами. Здесь, в Шибальбе, он повсюду — тонким слоем на полу, мети — не мети, на сто раз протертых столешницах перекатываются под тарелками рыжие песчинки, в любом кушанье — они же неизбежной приправой, и на дне всякой кружки оседает песчаный осадок. В волосах, в карманах, в шелестящем глухом чтитланском выговоре — песок. Под подушками, под ногтями, под солнцем — песок. Здесь, в Шибальбе, на побережье — рыжий, местами светло-желтый; чем дальше в пустыню, тем он светлее и мельче. Сухим песком пахнет ветер, сырым — вода… Если долго смотреть на песчаные волны, то можно заметить, как они движутся — еле заметно, как грудь крепко спящего исполина. Если долго смотреть на пустынное солнце, то можно понять — оно тоже песчинка, желто-рыжая, горячая, круглая… скатывающаяся с неба на край земли. А если однажды встать на тропу, вьющуюся меж песчаных холмов, то песок сначала слегка втянет в себя ноги шагнувшего, а потом отпустит, и так легко будет идти, и тропа будет виться как причудливый рассказ… и не отпустит уже никогда.