Людмила Астахова - Бабочки в жерновах

— А если — нет? — прервала его Кат. — Если — еще одно разочарование? И мы опять схлестнемся с такими, как Лив и Тай, с теми, кто перемен не хочет? Убивать друг друга снова? Вешаться, как Эвит?

— Мы все уже так развлекались, — напомнил Исил. — И не единожды. И вешались, и вены вскрывали, и стрелялись, и топились. Сжигать, помнится, тоже пробовали. На кол вот не сажали, чего не было, того не было. Не помогло ведь!

— По крайней мере, мы пытаемся, — отрезал Хил. — Не прозябаем, как Гар, и не хрюкаем в своей луже, довольные, словно Лив. Мы пытаемся. Это уже немало.

Кат промолчала, да и доктор, вопреки обыкновению, не вставил очередную поучительную реплику. Кому, как не Хилу, доподлинно было известно, что в мире и так все повторяется. Люди не помнят прошлых жизней, они забывают старые беды и старые войны, они возвращаются в мир обновленными и беспамятными младенцами и начинают все сызнова. Новые потрясения и войны, новые герои и злодеи. Словно слепцы, прикованные к мельничному колесу, они не видят и не понимают, что всё уже было, всё уже случалось, опять и опять, и случится снова. В том их счастье и великое благо. Ибо те, кого по странной прихоти — богов ли, судьбы или вовсе чего-то неведомого и неназванного — забыли ослепить… Они несчастней стократ. У них есть память, но нет надежды.

Но если даже Хил смеет еще надеяться на перемены, может быть, хоть в этот раз?..

Так они молча пили поминальные рюмки в честь брата своего Эвита, пока ливень не выродился в мелкую сеть моросящего дождика, а потом разошлись по домам, безмолвные и одинокие фигуры в бесконечной серой мгле, накрывшей Эспит.

Верэн. Эспит

Когда грянули первые раскаты грома, Верэн сидела у окошка на скромной кухоньке, смотрела, как барабанят большущие капли по жестяному отливу. И все душевные силы у гордой дочери Хадранса уходили на борьбу с желанием нырнуть в подвал, куда спускаться строго-настрого запрещено. Берт, кстати, тоже напомнил, мол, везде ходи, но вниз по узкой каменной лестнице во влажную, пахнущую грибами темноту нельзя. Нельзя — и точка. Но когда очень хочется, ведь можно. К тому же дамы Тенар дома нет, и пока не кончится гроза, та не появится. К чему мокнуть, когда можно переждать у кого-то из соседей.

А Верэн быстро вниз, одним глазом поглядит и сразу наверх бегом. Никто и не узнает, что она была в запретном подвале.

Только позабыла хадрийка про размеры острова Эспит и про то, что его обитатели — неважные соседи, у них эмиссарше рассиживаться не с руки. Хорошо, что не успела дойти до лестницы, когда входная дверь распахнулась и в дом вбежала Лив.

— Верэн! Где тебя подземные носят? Небось, в подвал собралась?

При этом дама Тенар отряхивалась совершенно как её пёс, также по-собачьи вертела головой, и брызги от мокрых волос летели в разные стороны.

— Почему козу не загнала под навес? Верэн! Посуду не помыла? Где ты вообще шлялась? И с кем? Хотя я знаю, с кем!

Верэн осторожно просунула нос в дверную щелку, ожидая любого наказания, вплоть до колотушек. Мамаша за нерадивость могла мокрым полотенцем вздуть до кровавых синяков по всей спине. Но Лив хоть и кричала громко, словно боцман, не злилась ничуть. Видно было по лицу, что скорее в шутку, чем всерьез призывает дама Тенар юную постоялицу к порядку.

— Ставь чайник на горелку, бестолочь малолетняя. И чтобы пока я с козой управлюсь, на столе был хлеб с маслом и сыром, поняла? Нам надо мужчину покормить, — и подбородком показала на то ли пьяного, то ли сонного мурранца, который как шлепнулся задом на стул в прихожей, так и застыл на месте. Взгляд ученого был обращен куда-то внутрь, словно тот, по меткому выражению языкастого дедушки Раинера, глистов в брюхе считал.

— А что с ним? — шепотом спросила Верэн, моментально проникаясь к несчастненькому Лансу сочувствием.

— Чаем обпился, водохлёб.

И тут девушка заметила корзинку у ног Ланса.

— Ой, сколько игрушек!

— Не трогай! — мгновенно вызверилась эмиссарша. — Как дитё малое, честное слово. Марш со мной, а то вверх дном весь дом перевернешь. Идем! Да, штормовку набрось. Ох, бестолочь!

Раздражение Лив достигло высшей точки, и Верэн совсем не хотелось, чтобы оно перелилось через край. С такими строгими дамами спорить не след и пререкания будут только себе в ущерб. Привычной к крестьянскому труду девушке на убогом подворье дамы Тенар вообще делать нечего, прямо скажем. Ни тебе стада коров, ни огромного птичника.

Глава 10

Ланс Лэйгин. Эспит

Тем временем, пока женщины занимались хозяйством, Лэйгин если не полностью пришел в себя, то хотя бы взбодрился. И подарки эспитцев уже не казались ему исполненными самого зловещего смысла намеками, и мысли не разбегались по внутренности черепа, точно капельки ртути по паркетному полу. А окончательно, как ему казалось, очухавшись, Ланс тут же списал недомогание на необычно жаркий день и резкую перемену погоды. Побудка удавленником, обвинение в убийстве, марш-бросок по острову, убойный эспитский чай свалят с ног кого угодно. При одном лишь воспоминании о жуткой бурде, которой мурранца потчевали ведьмы, во рту начинало горчить желчью. Не иначе вредная старая… дама в приступе скупердяйства заварила в чайнике старый ободранный веник.

Угощение от Лив — кружка козьего молока — пришлось как нельзя кстати. Во всяком случае, Ланс нахваливал скромный ужин совершенно искренне. Но бессмысленный обмен любезностями в его планы не входил, а потом, поблагодарив хозяйку и… так уж и быть, её помощницу — тоже, Лэйгин напомнил о недавнем обещании:

— Мне бы хотелось все же взглянуть на Архивы Ордена Зорких.

— Хм, прямо сейчас?

— Если не сложно…

Ланс умел быть милым и деликатным. Когда сам хотел, разумеется. Сейчас, почувствовав, новый прилив сил, он решил, что тянуть с архивами не стоит. Коварная эмиссарша сделает вид, будто забыла, и наложит, чего доброго, штраф за… скажем, надоедание официальному лицу. Лив такая, Лив может.

— Да никаких проблем, — заявила женщина.

Так и очутилась пред лансовыми очами стопа из толстенных манускриптов. Большинство из них пребывали в плачевном состоянии: кожаные переплеты погрызли мыши, часть страниц слиплись и заплесневели, часть вообще почернели и рассыпались в труху. Но несостоявшаяся звезда Саломийской профессуры не зря провел столько времени в архивах. Калитар прятался в неприметных ссылках, таился между строк, так и норовя ускользнуть от пытливого взгляда исследователя. Редкие находки, происхождение которых невозможно отнести к известным культурам — странная керамика и ни на что не похожие украшения — упоминания о них Лансу приходилось выуживать по крупицам.