Дмитрий Емец - Стеклянный страж

– Она – ничего.

– А по-другому как-нибудь нельзя? Без суда?

– Как? Если она копьем станет доказывать – трупы везде будут валяться. Пусть уж лучше так, – сказала Хола.

Фулона вздохнула. Хаара вечно с кем-нибудь судилась и всегда как будто за дело. То с автомобилистом, парковавшимся на детской площадке; то с курильщиком, который бросал сверху окурки и их задувало ветром ей на балкон; то с собачником, чья собака неспособна была спокойно спуститься вниз, чтобы не задрать лапку у Хаариной квартиры.

Все суды Хаара выигрывала, после чего упивалась моральным удовлетворением. Только вот Фулона все равно оставалась недовольна.

«Ты увлекаешься! Опасно слишком часто оказываться правым. Это тревожнейший симптом!» – говорила она.

«А что, надо на все глаза закрывать? Доказала им? Пусть утрутся!» – хвалилась Хаара, хотя окурки все равно сыпались, а характер собаки ничуть не изменился, разве что хозяин иногда давал ей пинка.

– Народ! Передайте мне кто-нибудь чистую чашку! – попросил оруженосец Бэтлы.

Хола передала. Алексей придирчиво оглядел ее и согласился считать чашку чистой.

– Ты что, мне не поверил, что ли? – обиделась Хола.

– Прости. Но мне дико сложно кому-то доверять. Сам всегда должен убедиться. Я с собой борюсь, говорю себе, что вера вырастает из доверия, но пока с мертвой точки никак не сдвинусь, – серьезно сказал оруженосец Бэтлы.

– А я вот легко доверяю! – заявила Хола.

– Да-а? – заинтересовался Алексей. – Везуха тебе! Давай проверим!.. Встань! Закрой глаза!

– Зачем?

– Узнаешь!

– Делать мне больше нечего, – сказала Хола, но все же послушалась и глаза закрыла.

– Теперь повернись… еще… и быстро сделай три больших шага! Руки убери за спину, не выставляй вперед!

– Там стена! Я лицом об стену шарахнусь! – встревожилась Хола.

– Три больших шага! Давай! Глаз не открывать! – повторил Алексей.

Вместо трех больших Хола сделала четыре маленьких шага и, выставив руки, попыталась нашарить стену. Не нашарила. Стена появилась только еще через полтора шага, но к этому времени валькирия медного копья уже успела открыть глаза.

– Вот об этом я и говорил. Доверие! – заметил Алексей. – Ты допустила, будто я хочу, чтобы ты ударилась!

– Да ну тебя! Только грузишь! – отмахнулась Хола. Но все же заметно было, что она смущена.

Бэтла уютно устроилась на диване, поджав ноги. Свет горящей свечи разливался по ее круглой щеке, покрытой, как молодой персик, едва различимым пушком.

– Давайте каждый расскажет что-нибудь о себе! Что-нибудь искреннее, чего никогда не рассказывал. Ну раз сегодня День работников копья, – предложила она.

– Че-че-че? Ты первая! – напряглась Ламина. – А то я еще брякну что-нибудь, а потом меня же моей искренностью по мордасам!

– Во-во! – согласилась Хола. – Может, мне еще подойти на улице к незнакомому милиционеру и рассказать ему свой самый дурной в жизни поступок?

– Искреннее совсем не значит плохое! – вступилась за идею Бэтлы Гелата. – Можно, например, рассказать, кто как стал валькирией.

– Валяй! Начинай! – согласилась Ламина.

Гелата задумалась.

– Когда мне было лет тринадцать, я увидела такой вот сон. Зима. Я иду по лесу. Заблудилась. Холодно до жути. Снег. Я устала, плакать хочется, как все плохо. И вдруг слышу колокольчик. Оглядываюсь – ко мне едет Дед Мороз на санях. Шапка, борода, добрые такие глаза. И он говорит мне: «Девочка, садись!» – взволнованно начала она.

Хола и Ильга захохотали вместе со своими оруженосцами.

– Еще один звук – и кто-то пойдет поливать клумбу под домом. А воду носить из квартиры. Чайной ложкой! – без угрозы сказала Фулона.

Смех моментально прекратился.

– Я села в сани, и Дед Мороз привез меня в свой дом, – продолжала Гелата. На Холу и Ильгу она даже не смотрела. Взгляд ее был обращен в глубь памяти.

– В ледяной? – спросила Ирка и ошиблась.

– Нет. Изба такая, очень большая. Внутри тепло. Печка. Я согрелась. И так хорошо стало, как никогда. Так замечательно, что, казалось, я сейчас растворюсь от счастья. Растаю, и даже кости растают. Дед Мороз видит, что мне тут хорошо, и спрашивает: «Хочешь жить тут всегда?» Я отвечаю: «Да». Он ведет меня в другую комнату, и я вижу, что там огромная гора игрушек. Просто огромная! И Дед Мороз говорит: «Ты будешь помогать мне. Читать детские письма и по письмам посылать подарки. Лошади, машины, куклы, медведи – то, что каждый попросит. Согласна?» Я ответила: «Да». Он говорит: «Но запомни – себе ты никогда ничего не сможешь взять. НИЧЕГО! Даже самой маленькой игрушки. Если ты это сделаешь, ты не сможешь помогать другим и радоваться за других. И настоящая радость навсегда будет для тебя закрыта». И – чик! – я проснулась.

– Что, уже валькирией? С копьем? – недоверчиво спросил Багров.

– Нет. Валькирией я стала только через десять лет, когда погибла моя предшественница. Но этот сон и доставшееся мне копье были связаны. Я это чувствую! И даже не в Деде Морозе дело – Дед Мороз это так, образ, понятный тогда мне, ребенку.

Оруженосец Бэтлы поправил черенком вилки оплывшую свечу.

– А вообще странно, что хорошие люди часто все получают последними. Или совсем ничего не получают, – сказал он.

– Не странно, – заметила Бэтла. – Я тоже об этом думала и вот что поняла. Вообрази: ты раздаешь на празднике куски пирога. Галдеж, шум, дележка. Собравшиеся тебе мало знакомы, кроме одного – твоего старого, проверенного, настоящего друга. Кому ты дашь пирог первым? Другу или тем другим, незнакомым? Более вероятно, что ты начнешь с чужих, а другу, может, и совсем ничего не дашь, если видишь, что на всех не хватит. Потому что друг-то любит тебя и поймет. А те бы не поняли. А так только двоим, может, и не достанется: тебе самому и ему.

– А если друг обидится? – поинтересовался оруженосец Ламины.

– Ну тогда это был не друг, а приятель. В следующий раз ты дашь ему пирог самым-самым первым, потому что с приятелями совсем другой расчет. Но только, кроме пирога, приятели потом уже ничего не получают. Потому что если кто-то продал тебя за пирог, пусть его с удовольствием скушает и отряхнет крошки.

Ламина незаметно толкнула Ирку ногой под столом.

– Обожаю эту парочку! Она похожа на хлопотливую наседку, внутри которой живет тигрица. А он похож на тигра, внутри которого сидит индюк! – прошептала она, показывая глазами на Гелату и ее оруженосца.

Это было отчасти верно, но Ирка не улыбнулась. Ей не хотелось идти на кухню и считать, сколько будет, если от всех картошек в овощном ящике отнять всю морковку и полученную разницу умножить на яйца в холодильнике.

– Ну кто еще что скажет искреннее? – нетерпеливо сказала Ильга, не любившая тишины.