Хартман Рейчел - Серафина

— Вам? Любопытно? — изумилась я. — Даже не верится.

Он наградил мою наглость ухмылкой.

— Получается, его бабка была последней в роду, а он восстановил имя. Еще в Самсаме ходят слухи, что у него есть незаконный сводный брат. Так что Ларс в итоге может оказаться не просто одним из его крепостных.

Я нахмурилась. Если Ларс был не каким-то там безымянным полудраконом, а воплощением позора всего рода, это объясняло враждебность Йозефа. И все же я не могла избавиться от ощущения, что все еще запутанней, чем кажется.

Киггс что-то говорил, и я снова сосредоточила внимание на нем.

— Они в Самсаме очень сурово судят незаконные связи. Здесь в основном достается несчастному бастарду, там мучается вся семья. Самсамцы славятся приверженностью святому Витту.

— «Грехи твоя горят в веках бессчетных»? — рискнула предположить я.

— «И путь потомков присно осияют», именно так. Очень к месту!

Он снова повел меня вокруг себя; глаза у него так блестели, что мне вспомнился принц Руфус. Киггс наклонился и добавил проникновенно:

— Я понимаю, что вы проводите исследование на эту тему, но не рекомендовал бы спрашивать Ларса, каково это — быть бастардом.

Я в изумлении уставилась ему в лицо. Он тихо рассмеялся, а потом смеялись уже мы оба, и вдруг что-то изменилось. Ощущение было такое, будто я смотрела на мир через промасленный пергамент или закопченное стекло, и вдруг его резко отдернули прочь. Все стало очень четким и ярким, музыка взорвалась в ушах во всем своем величии; мы были недвижны, и все в зале вращалось вокруг нас, а Киггс был в самом центре — и смеялся.

— Мне… мне придется довольствоваться вашим ответом, — пробормотала я, внезапно смутившись.

Он обвел зал широким жестом.

— Вот она. Квинтэссенция доли бастарда. Нет покоя грешникам. Танец за танцем, пока ноги не отвалятся.

Круг в последний раз поменял направление, напоминая нам, зачем мы здесь.

— Теперь о деле. Бабушка, может, и думает, что искать нечего, но мы с Сельдой с ней не согласны. — Он наклонился ближе. — Нужно действовать, как вы предложили. Но мы поговорили и решили, что нельзя отпускать вас в одиночку.

От удивления я отпрянула.

— Отпускать меня куда?

— На поиски сэра Джеймса Пескода. Это опасно, — заявил он, обеспокоенно сведя брови. — И я не уверен, что вы вообще знаете, где искать. Вы же наверняка блефовали, сказав пожилым господам, что вам известно, где они живут?

Рот у меня открылся, но оцепеневший мозг не подсказал ему ни слова. Когда я написала, что стоит нанести визит рыцарям, то имела в виду Киггса, а не себя!

Для последнего променада Киггс положил руку мне на пояс. Его дыхание согревало мне ухо.

— Я поеду с вами. Это не обсуждается. Завтра мы никому не понадобимся: у вас нет концертной программы, а все важные люди будут до ночи заседать на собраниях — и Сельда тоже, к ее крайнему отвращению. Я предлагаю выехать на рассвете, навестить рыцарей, а потом, в зависимости от того, сколько мы потратим на это времени…

Дальше я не расслышала. В ушах гудело.

Как вообще им могла показаться даже отдаленно правдоподобной мысль, что я намереваюсь ехать куда-то в глушь — неважно, одна или нет? Это все моя собственная глупость виновата — нельзя было обманом пробираться к рыцарям. Из этого не вышло ничего, кроме неприятностей. У всех теперь сложилось обо мне ложное впечатление: они считали меня смелой и прожженной авантюристкой.

Хотя, глядя в темные глаза Киггса, я и вправду чувствовала себя чуточку прожженной.

Нет, завороженной.

— Вы сомневаетесь, — заметил он. — По-моему, я знаю почему. — По-моему, он понятия не имел. Принц улыбнулся, и казалось, зал вокруг замерцал. — Вы думаете, что нам неприлично ехать вдвоем без сопровождения. Но я не вижу проблемы. Если поедем большим отрядом, это настроит рыцарей против нас еще до начала разговора. А что касается приличий… Моя невеста не против, бабушка не станет возражать, леди Коронги на пару дней отправляется навестить больного родственника, и, по-моему, больше никто значимый нас не осудит.

Легко ему говорить, он же принц. Меня-то наверняка найдется кому осудить. Леди Коронги возглавит возмущенный хор — отъезд для нее не препятствие.

Мы описали круг в финальном па-де-Сегош.

— Ваш избранник, кажется, не из ревнивых. У нас есть все шансы умудриться никого ничем не возмутить.

Не из ревнивых? Да о ком он? Увы, мне снова не удалось озвучить требуемый вопрос, а потом было уже слишком поздно. Павана кончилась, гости разразились аплодисментами.

— На рассвете, — прошептал он. — Встречаемся в кабинете королевы. Выйдем через подземный ход.

Он убрал руку с моего пояса. То место, где лежала его теплая ладонь, сразу пронзило холодом.

18

Очень скоро я покинула зал и удалилась в святилище своих покоев. Нужно было проверить, как поживает сад, и лечь пораньше, раз уж вставать предстояло ни свет ни заря. Несомненно, это были очень здравые соображения.

Но они так и остались соображениями. Я не навестила своих гротесков и спать тоже не легла.

Все тело беспокойно гудело. Я разделась, сложила накидку и платье с нездоровой аккуратностью, разгладив складки кулаками, словно ровные сгибы помогли бы мне успокоиться. Сорочку я обычно оставляла — не могла видеть себя голой — но сейчас сняла, сложила, потом сложила по-другому, в раздражении бросила на ширму, сняла, опять бросила.

Потом принялась ходить из угла в угол, потирая чешую на животе; с одной стороны зеркально гладкую, с другой — острую, словно тысяча клыков. Вот что я такое. Вот это. Вот. Я заставила себя вглядеться в россыпь серебряных полумесяцев, в отвратительный шов, где они вырывались из моей плоти, будто зубы из десен.

Я родилась чудовищем. О некоторых вещах мне не стоило даже мечтать.

Забравшись в кровать, я свернулась в клубок и разрыдалась, плотно зажмурив глаза. За веками вспыхнули звезды. Я не входила в свой сад, у этого места не было названия. Неожиданно в расплывчатом тумане моего сознания появилась дверь. Меня испугало, что она сумела возникнуть вот так, без спросу, но от удивления я хотя бы перестала себя жалеть.

Дверь открылась. Я затаила дыхание.

В проем выглянул Летучий мыш. Меня охватила тревога. Он так хорошо вел себя с самой моей просьбы, что я почти забыла, что с ним вообще были какие-то проблемы. Но видеть его за пределами сада было страшно. Я не могла отогнать мысли о Джаннуле, которая все выглядывала и выискивала, а потом едва не начала хозяйничать у меня в голове.

Когда наши взгляды встретились, лицо Мыша просветлело. Кажется, его не интересовало мое личное мысленное пространство, он просто искал меня. Я с ужасом осознала, что в своем сознании была голой, и тут же исправила это мыслью.