Филип Пулман - Янтарный телескоп

— Тридцать три тысячи лет назад.

К этому времени она научилась разбираться в выражениях лица Мэри, по крайней мере самых понятных, и сейчас рассмеялась, увидев, как Мэри раскрыла рот. Смеялись мулефа простодушно и весело и так заразительно, что Мэри обычно тоже начинала смеяться. Но на этот раз она осталась серьезной — никак не могла опомниться от удивления.

— Откуда вы это знаете так точно? Вы храните историю всех этих лет?

— Да, — сказала Аталь. — С тех пор как у нас есть шраф, у нас есть память и чуткость. До этого у нас ничего не было.

— Как случилось, что у вас появился шраф?

— Мы узнали, как пользоваться колесами. Однажды безымянное существо обнаружило семенную коробку, она стала с ней играть и во время игры она…

— Она?

— Да, она. До этого у нее не было имени. Она увидела, как змея пролезает через отверстие в семенной коробке, и змея сказала…

— Змея говорила с ней?

— Нет! Нет! Это или-слово. В предании говорится, что змея сказала: «Что ты знаешь? Что ты помнишь? Что ты видишь впереди?» И она сказала: «Ничего, ничего, ничего». Тогда змея сказала: «Продень ногу в отверстие семенной коробки, с которой я забавлялась, и станешь мудрой». И она продела ногу туда, куда проползла змея. Ив ногу ее проникло масло, и она стала видеть яснее, и первое, что она увидела, был шраф. Было это такстранно и приятно, что ей захотелось поделиться новостью со всеми сородичами. Она и ее супруг взяли первые коробки и тогда узнали, кто они, узнали, что они мулефа, а не травоядные. Они дали друг другу имена. Назвали себя мулефа. Они дали имя колесному дереву и всем животным и растениям.

— Потому что они стали другими, — сказала Мэри.

— Да, другими. И дети их тоже, потому что, когда падали семенные коробки, они показали детям, как их использовать. И когда дети подросли, они тоже стали испускать шраф, а когда стали такими большими, что смогли ездить на колесах, шраф вернулся с маслом и остался с ними. Так они поняли, что должны сажать новые колесные деревья, ради масла, но коробки были крепки, и семена очень редко прорастали. И первые мулефа поняли, как надо помочь деревьям, — ездить на колесах, чтобы они лопались. Так мулефа и колесные деревья всегда жили вместе.

Поначалу Мэри поняла примерно четверть того, что сказала Аталь, но с помощью вопросов правильно догадалась и обо всем остальном. Она все лучше овладевала их языком. Чем больше она узнавала, тем сложнее все становилось, потому что каждое новое сведение порождало несколько новых вопросов, притом разнородных.

Но она заставила себя сосредоточиться на теме шрафа, самой важной, и ей пришло в голову сделать зеркало.

Натолкнуло ее на эту мысль сравнение шрафа с искрящейся водой. Отраженный свет, например блеск моря, поляризован: возможно, что и Тени, если они ведут себя как световые волны, тоже поляризуются.

— Я не вижу шрафа, как вы, — сказала она, — но хочу сделать из лака зеркало — может быть, оно позволит мне увидеть.

Эта идея увлекла Аталь; они сразу вытащили свою сеть и принялись собирать нужные материалы. В сети оказались три рыбины — хорошее предзнаменование.

Лак добывали из других растений, гораздо меньших, — мулефа выращивали их специально для этого. Они уваривали их сок и разводили в спирту, который получали перегонкой фруктового сусла. Образовывалось вещество, по консистенции похожее на молоко, но нежно-желтого цвета, используемое как лак. На деревянную основу или раковину наносили до двадцати слоев, причем каждому давали созреть под влажной тканью. В результате поверхность приобретала большую твердость и блеск. Чаще ее делали непрозрачной, добавляя разные окислы, но иногда оставляли прозрачной, — это как раз и нужно было Мэри, потому что чистый, янтарного цвета лак обладал тем же любопытным свойством, что и минерал, называемый исландским шпатом. Он расщепляет световые лучи надвое, так что, когда смотришь сквозь него, все удваивается.

Она еще не совсем понимала, чего добивается, но чувствовала, что, если повозиться с этим как следует, не торопясь, не подгоняя себя, тогда прояснится и задача. Она вспомнила, как процитировала Лире слова поэта Китса, и как Лира сразу поняла, что именно в таком состоянии она работает с алетиометром. Так и надо было теперь действовать.

Она начала с того, что подобрала более или менее плоский кусок древесины, напоминавшей сосновую, и стала выглаживать его песчаником (нет металла, нет и рубанков), покуда он не сделался совсем плоским. Таким методом пользовались мулефа, и он давал неплохой результат, если не жалеть усилий и времени.

Потом она сходила в рощу лаковых деревьев вместе с Аталь, предварительно объяснив ей, что собирается делать, и попросив разрешения добыть там сок. Мулефа охотно ей позволили, но не слишком заинтересовались ее планом, будучи заняты своими делами. С помощью Аталь она нацедила вязкого смолистого сока, а затем начался долгий процесс уваривания, разведения, снова уваривания, и наконец лак был готов.

Мулефа наносили его тампонами из волокна, напоминавшего хлопок, но из другого растения, и, следуя инструкциям мастера, Мэри терпеливо покрывала зеркало все новыми и новыми слоями лака. Слои были тонкими, и один проход как будто бы ничего не добавлял, и все же корка лака постепенно утолщалась. Мэри нанесла больше сорока слоев — она потеряла им счет, и к тому времени когда кончился лак, прозрачная корка достигла, по крайней мере, полусантиметровой толщины.

Затем началась полировка: целый день она бережно натирала поверхность плавными круговыми движениями, пока боль в руках и в голове не вынудила ее прекратить работу.

Тогда она легла спать.

Утром мулефа отправились к молодой поросли ватных, как они их называли, деревьев — проверить, нормально ли развиваются саженцы, подтянуть перевязки, чтобы у растений формировалась правильная крона. Здесь помощь Мэри была очень кстати — ей легче было протиснуться в узкие междурядья и двумя руками было удобнее работать в тесном пространстве.

Закончив работу, они вернулись в поселок, и Мэри смогла приступить к своим экспериментам, вернее, к игре, потому что пока еще не представляла себе ясно, чего добивается.

Сначала она попробовала использовать свое изделие просто как зеркало, но, поскольку серебряная подложка отсутствовала, увидеть удавалось только тусклое удвоенное отражение, как бы от дерева.

Тогда она подумала, что нужен ей на самом деле лак без дерева, но при мысли о том, что придется делать новый лист, дрогнула — да и как его сделаешь плоским без основы?