Дом для демиурга Том 2: Pеальность сердца - Kriptilia
- Если человек не принят в род Сеорнов, он не может. А не признанные ни одним родом бастарды... умирают. Я знаю, мне рассказали, - Саннио невольно поморщился.
- Вы прекрасно обо всем осведомлены, господин Гоэллон. Вы заставляете меня подозревать, что проверяете, насколько осведомлен я, - мягко улыбнулся Аэллас. - Или дело в том, что у вас закончилось вино?
"Дело в том, что сложить два и два у меня ума не хватает, - едва не признался Саннио. - Вот я и позорюсь, как последний дурак..."
- Не смущайтесь, вина хватит на всех. Позвольте ваш бокал. Да, золотая кровь защищает себя, и защищает надежно. От самозванцев, от бастардов, от полукровок, входящих в другие рода. Сотворившие были предусмотрительны.
- А если бы погиб и король, и оба принца? Я... не проверяю вас. Я не все понимаю, об этом мне не рассказывали...
- Тогда, вероятно, прекратился бы и весь мир, должен же быть в пророчестве святого Андре хоть какой-то смысл? Или мы вспомнили бы о праве крови и наследования, и королем все-таки стал бы герцог Гоэллон. Никто не знает...
- Неужели за все эти столетия никто ни разу не попытался стать королем, как-то обмануть?..
- Кого обмануть, помилуйте? - расхохотался Гильом. - Сотворивших? Право, как досадно, что в наше время никого не интересует древнейшая история! В ней много поучительного. Вы никогда не задумывались, что историю следовало бы считать учением о человеческой глупости? Лет через двести после смерти короля Аллиона нашелся один глупец, решивший, что он учел все. Король и наследник погибли. Нет, это был не заговор - чистая нелепость. Его двоюродные братья оспаривали право на трон, и один победил, но вот какая незадача: когда он уже готовился примерить королевский венец, обнаружилось, что в дальнем монастыре рос под чужим именем еще один принц, признанный бастард, не знающий о своем происхождении. Легенда гласит, что его отец решил проверить, кто из двух сыновей будет более достоин трона - тот, что вырос принцем, или тот, что вырос в аскезе монастыря. Юноше-послушнику явился Воин, открыл ему тайну и - угадайте, кто занял трон?
- Я всегда считал, что это просто сказка! Ее же рассказывают, как сказку! - опешил Саннио.
- Сказки не сочиняют на пустом месте. Почти все, что говорится в той, которую вы могли слышать - чистый вымысел. Истинный наследник не возникал в сияющем ореоле посреди храма, Мать и Воин не возводили его под руки на трон, не было и золотого семиглавого дракона, проглотившего коварного узурпатора, да и узурпатор не совершал никаких страшных злодеяний. Но есть и зерно истины. Нелепо надеяться обмануть тех, кто достаточно могуч, чтобы создать наш мир.
- Так, может, достаточно подождать, пока все случится само? - пожал плечами Гоэллон. - Если это так просто?
- Сотворившие воплощают свои замыслы через наши деяния. Король Фалион взял власть мечом, а не чудом. Чудо лишь открыло ему, что он имеет на это право. Может быть, Мать и Воин испытывают нас, желая знать - достойны ли мы жить? Помним ли мы о том, что следует помнить, верны ли тому, чему должны быть верны? Сложим руки, откажемся восстановить права законного наследника - и они отвернутся?
Саннио открыл рот, но так и не смог ничего сказать. Несколькими фразами Гильом все сумел расставить по местам.
- Что ж, я вижу, вы вполне готовы обсуждать детали и частности, господин Гоэллон, - неожиданно деловито сказал владетель Аэллас. - Начнем?
- Наденьте капюшон!
- Мне жарко!
- Сандалии тяжелые, ряса колется и хочется пить. Я все помню. Наденьте же капюшон немедленно и не смейте его снимать, - брат Жан стиснул запястье послушника. - К вечеру мы устроим привал, там отдохнете.
Золотоволосый послушник вздохнул и натянул капюшон по самые брови. Процессия монахов неторопливо спускалась с холмов, которых в центральной Сеории было в избытке. Полуденная жара вытапливала из странников капли пота. На небе не было ни тучки, а слишком редкая тень от придорожных деревьев не приносила прохлады. Розоватый камень дороги нагрелся и от него тянуло сухим, теплым запахом пыли.
Десяток монахов Ордена Блюдущих Чистоту, пешком идущих от одного монастыря к другому - не слишком удивительное зрелище. Работавшие на полях крестьяне поднимали головы, кланялись и прикладывали ладонь к сердцу, получая в ответ благословление; но каждый второй не считал это событие достаточно важным, чтобы отрываться от своего дела. У монахов своя забота, у землепашцев - своя.
Пятеро монахов несут на плечах шипастые дубины, еще у двоих под рясами скрыты мечи - и это не диво, все знают, что Блюдущим братьям дозволено оборонять себя от разбойного нападения и злых еретиков.
Двое молодых послушников в серых рясах тоже не привлекали внимания. Двое юношей, один повыше, другой пониже, еще совсем молоденький - что тут удивительного? Оба тащат нехитрый дорожный скарб, то и дело поднимают головы к небу и скорбно вздыхают, отирая пропыленными руками пот со лба, так что лица у обоих - чумазые, в серых разводах.
Спутника для младшего послушника выбирал герцог Гоэллон. После разговора во время затмения он вновь беседовал с настоятелем монастыря Святого Иллариона, и на этот раз при беседе присутствовал и принц, и брат Жан. Правда, им было велено молчать и слушать; даже у Элграса это получилось - он постепенно погружался в уныние и с трудом прятал слезы. Несчастный мальчик, кажется, действительно любил отца, и при мрачном известии все прежние обиды немедленно были забыты.
Невесело было всем - и брату Жану, который понял, что вокруг бушует гроза, а он стоит в чистом поле, и некуда укрыться, и епископу Иринею, на плечи которого легла ответственность за судьбу наследника престола, и герцогу Гоэллону: он едва держался на ногах после долгой дороги и двух очень подробных разговоров в саду у пруда.
Отец-настоятель монастыря Святого Иллариона держал в руках деревянную резную чашу с травяным настоем, такие же стояли и перед остальными. Герцог Гоэллон несколько раз касался пальцами узора на краю, задумчиво качал головой и не притрагивался к напитку. Темные неровные тени поселились под глазами, на впалых щеках, в
