Найон - Александр Эйпур
– Как ты это объяснишь?
Евгений чуть повернул голову.
– Это первоначальная Земля. Тут ещё нет ни растений, ни животных, сплошной каменный массив.
Капитан изменился в лице, Аверьянов тотчас вернулся к обозрению своей грани. Среди камней появились светоподобные люди, занялись разметкой. Уверенно орудуя двуцветными жезлами, они кроили массу на фрагменты.
– Думается, эти лепёшки станут основой материка, вот кусок, похожий на Африку.
– Всё может быть, – согласился Аверьянов. – Ты обрати внимание на жезлы. Я хочу такой.
Капитан промолчал. Он не знал, что сказать. Уж сколько раз из своих источников получал подтверждение: если Аверьянов что задумает, так тому и быть. Что за механизмы он включает в работу, остаётся лишь гадать, но в итоге он получает, что планировал.
– Судя по возможностям, этим жезлом можно порезать Америку, как торт. Слишком они там уверены в собственной неуязвимости.
Капитан с Аверьяновым повернулись на голос. Григорий подошёл поинтересоваться, вставил свои пять копеек.
– Что хотел? – Капитан уловил посыл, тот хотел обратить внимание на какой-то момент.
– Мне показывают про Сталина и оружие предков.
– Так смотри.
– Я остановил просмотр. Мысленно создал кнопку, и остановил.
Командир согласился, что тема достойная, вошёл в зону обзора Гриши. Грань выдавала документальные кадры, будто съёмка велась современным оборудованием, с высоким качеством изображения. Один момент настораживал: при известной скорости в двадцать четыре кадра, информации хватило бы на час просмотра, в обычном режиме.
И капитану достало десяти секунд:
– Останови. – Он потряс головой, издал понятное «бр-р», но желания вернуться к материалу у него не появилось. – Перебор. Я не могу больше вместить, глаза не хотят видеть. Интересно, что скажет Евгений.
Этих десяти шагов ему достало, чтобы оформить мысль.
– Женя, такая подача нас убьёт. Мозги отказываются принимать такие объёмы.
Аверьянов оглядел остальных участников. Никто не справлялся, они отвернулись от граней и приходили в чувства.
– Значит, на сегодня всё, сеанс закончен.
– А они разве не понимают, что мы не такие?
Аверьянов потоптался у своей грани, поискал ответ.
– Вот на сколько нас опустили. Будь мы в телах, какие имелись у предков, мы бы справились с этой задачей. Та-ак, что же делать? – Он бросил взгляд на танцующий закат, точнее – его отголоски над сопками. – Вы идите, а я ещё посижу… То, что мне дают, голова усваивает.
Командир дал им волю: кто чувствует, что может принимать информацию – остаётся, остальным отбой. И ушли, как один, Аверьянову то было подсказкой. Ни образование, ни условия жизни не годятся, чтобы человек усваивал большие объёмы. А ведь предки могли. Как нам вернуть прежние способности?
В лагере царила неправдоподобная тишина, парни оказались не готовы к такому испытанию. Один Григорий ещё подавал признаки жизни, порывался вернуться.
– Пойду, ещё разок попробую. – Он опустил камушки в карман, и то, что он голову вылечил таким способом, бойцы приняли как руководство к действию. Пошли камушки в ход, их же Аверьянов выгрузил у палатки, бери – не хочу.
Посмотрел бы кто со стороны на эту картину: здоровые мужики перешли в религию поклонения камням. Вы ещё и спать с ними лягте, для полноты картины.
Над сопкой догорали последние всполохи, Аверьянов вернулся, глянул на адептов нового течения. Думал попенять командиру – что, мол, распустились твои люди. Так и сам капитан ходил по лагерю, весь какой-то угловатый. Камень под шапкой, в каждом кармане по экземпляру; было бы ещё две руки – было бы и в них.
– Надо понимать, камушки понравились. Так и быть, дарю! Завтра попробую пополнить запасы, а на учёбу теперь чтобы каждый приходил с ними. Думаю, обучение пойдёт веселее.
Вернулся Гриша, к командиру.
– Очень хочется поделиться, но так, чтобы все слышали.
– Как парни, не против?
– Теперь уже всё равно! Килограммом больше или меньше. Валяй!
– Это о применении скалярного оружия. В сорок третьем году, на территории Белоруссии, наш полк угодил в ловушку, полностью перебили немцы. И сразу заняли территорию, окопались. Шли разговоры о создании атомной бомбы, русских не очень-то и боялись, пропагандой кормили своих, и всё получалось против СССР. Сталин обратился к староверам за помощью. Хранители Знаний упрекнули, что образование пошло не тем путём, тот же Эйнштейн остановил развитие физики, всё повернуло к упадку. Но в помощи не отказали, поставили оборудование. А поскольку немцы тщательно фиксировали каждый чих, то при разделе Германии после победы, архивы вывезли, и в них порылись специалисты. И вот что зафиксировало немецкое командование по тому случаю. Над позициями появилось оранжевое облако, как только оно куполом накрыло всю территорию, пошли взрываться боеприпасы, содержащие порох, тол, динамит и тротил. В таких условиях выжить едва ли удалось единицам. Облако отступило, люди и трупы побелели, рассыпались мелом. Растений тоже не осталось. Этим самым Сталин дал понять американским ястребам, что применит – не задумываясь. А тем очень хотелось испытать атомную бомбу, и применили по Японии, ибо пальчик Сталина им мерещился во снах.
Полное молчание бойцов было понятным. Видать, каждый подумал: нам бы сегодня то оружие – Запад мигом поджал бы хвосты.
– А я ждал такой реакции, – чему-то обрадовался Григорий. – Оказывается, в наши дни, в Сибири дежурят четыре боевых пирамиды, новенькие, видны со спутников. И все четыре направлены на Запад. И нет такой силы, которая смогла бы им противостоять. Прижмут – получат по полной. Другое дело, что мирное население будет рассчитываться за решения своих лидеров своими жизнями.
Все – как воды в рот набрали, со своей информацией не разобрались. Может, кто и подумал: я не учиться пришёл, а воевать за правое дело: зачем копаться в прошлом. А вот про боевые пирамиды – это знать полезно. И ведь кто-то на боевом посту, не Москва им отдаёт приказы.
– А я дополню. – Аверьянов отложил вяленую рыбину, всем вышло по штуке на ужин. – Южные соседи, западные – все нагнетают обстановку до предела, и чем больше жертв поляжет, тем, получается, им лучше. Непрожитые жизни кураторы каким-то образом постараются употребить себе на пользу, перед бегством. Я расцениваю этот шаг, как попытку максимально ослабить
