Stashe - Сегодняшний вчерашний день

— Я мечтал пощупать тебя, детка, — Кэро развязно улыбнулся и получил в ответ такую же пошловатую ухмылку.

— Ага, сладенький. С наслаждением изорву твое сердце в клочки. А теперь, рассказывай.

Янат снова прислонилась спиной к стене, подтянула колени к груди и закрыла глаза. Ладони она зажала между ног, чтобы Кэро не видел мелкую, противную дрожь, сотрясающую руки. Ломало, как если бы она заболела лихорадкой. Было невыносимо больно, но не телу, а какой-то иной субстанции, которой Янат даже не искала названия, и кристально чистая, охватившая все ее существо боль чудесным образом очищала сознание, возвращая не только память, но и способность думать. Никакие доводы разума не могли загасить жажду мести и приглушить это пронзительно острое страдание.

Зато Янат могла слушать и очень внимательно.

32 глава

Грязно белое, какое-то беспросветное небо, нависало над головой и давило, прижимало к земле. А сверху из этого сизого, рыхлого моря туч расходились незримые волны тоскливой удрученности, будто бы во всем мире исчезли краски и остались только серая муть, да промозглая сырость. Пестрота ранней осени давно растаяла, ее раздавили ледяные дожди, свистевший на одной ноте ветер и главное, пожалуй, острая нехватка солнца. В этом году зима пришла рано, сразу окатив как из ушата холодом. Ему едва удавалось протопить хижину, и из-за дополнительно возникших забот пришлось сократить время ежедневной прогулки по деревне. Идиотской, традиционной, никому не нужной прогулки.

Монотонность будней, звук хлопающей ставни в соседнем доме; день и ночь, день и ночь, противным скрипом сводившей его с ума. Одиночество и небо, ужасающее серым свинцом небо…

Мужчина каждый день выходил на крыльцо, подслеповато щурился, козырьком приставлял ладонь ко лбу, с надеждой всматриваясь в разлитое кем-то по небу молоко. Ждал, что будет еще хоть немного солнечного тепла, так ласково золотившего седеющую макушку и плечи. С жадностью подставлял лицо редким ускользающим лучам, и искал взглядом уже почти не греющее солнце.

Все, что он делал изо дня в день, из года в год, стало бессмысленным, бесполезным. Его жизнь рассыпалась трухой, как и соседние дома, душа вымерзала, покрывалось налетом серой пыли и холодной изморозью. Он смирился с мыслью о том, что продолжения не будет. Долгие годы надежды, угаснувшей, наконец. Простые радости человека, постепенно сходящего с ума. Мужчина не смог бы ответить на вопрос, что именно держало его на грешной земле. Какой-то из бессмысленных страхов, внушенных в глубоком детстве или банальный инстинкт самосохранения? Он постоянно искал дела, занимая руки и мозг, пытался выжить не только физически, но и рассудком. Только последние годы начал сдавать позиции.

Ах, эта невыносимая тяжесть снов, которые вернулись, шурша, словно опавшие листья или лапки бегающих по чердаку крыс. И неразборчивые голоса, нашептывающие о чем-то знакомом. Чем дольше слушаешь, тем лучше различаешь: слова, фразы, пока, наконец, призраки не завладеют тобой полностью, а потом уничтожат, подобно зимним бурям, сметая рассудок в пропасть.

Мир людей давно исчезал, растворялся в лесах, болотах, степях и вот сейчас, отражаясь в глазах мужчины, заканчивал свое существование. Он считал себя последним. Подтверждением тому были долгие странствия; разрушенные города, которые он повидал, вымирающие поселки, странные места, ужасающие чудовища и ядовитые пустыни.

В деревне, когда он впервые пришел сюда, еще жили люди. Постепенно все они умерли от болезней или старости. Похоронив последнюю старуху, мужчина мог бы уйти на поиски другого поселка, но он не верил больше, что их мир можно спасти. Не верил, что реки когда-нибудь очистятся, что деревья снова начнут приносить плоды, которые можно есть без опаски. Нет женщин, мужчин, детей, мало животных, нет травы, густой и зеленой, синего неба и солнца. Есть лишь чахнущие кустарники, скрюченные деревья, мутная вода из колодца, пыль, и одиночество усталое и безраздельное. Наверное, он просто стал все преувеличивать, словно сквозь лупу пропуская каждое движение, каждый миг своей длинной жизни. Он не стал сумасшедшим, но ощутил такую опустошенность и безысходность, что просто сдался. Тогда ему вновь начали сниться сны, от которых раньше удавалось сбегать в другие места, и мужчина испугался. Это было единственным, чего он боялся больше одиночества. Голоса. Кошмары. Зов в никуда.

Он стоял на крыльце и, облизывая потрескавшиеся губы, щурился на восход, с почти детским нетерпеньем ожидая появления солнца. Он просто не знал, куда еще бежать. И не хотел бежать. Весь мир представлялся ему огромной пустой деревней с хлопающими ставнями и промерзлыми, рассыхающимися доминами.

Внезапно, мужчина откинул голову и зажмурился. Мелкие крупинки первого снега падали на его лицо, прорезанное глубокими морщинами не столько возраста, сколько жизненных испытаний.

Как же ему хотелось в тот миг увидеть хоть кого-то живого, теплого, и эта отчаянная мольба превратилась в сухую ненависть к неизвестным, разрушившим некогда его мир, оставившим в наследие детям будущего куски плохо покрашенного картона вместо кремового торта.

Он открыл глаза и резко подался назад, от неожиданности. Мечты, имеющие тенденцию сбываться, подчас пугают куда сильнее ночных кошмаров.

Метрах в трех от него неподвижно стоял человек.

Мужчина несколько секунд смотрел. С трудом сглотнул, отчего кадык его судорожно задергался, а потом отпрыгнул назад, с неожиданной для своих лет резвостью, и, захлопнув дверь, прижался к ней спиной. Тишина. Только в ушах гулко отсчитывало секунды сердце, бухало молотом.

С улицы донесся смех.

Мужчина плотнее прижался к двери и невидяще уставился перед собой. По щекам его катились слезы, ужаса или счастья…

33 глава

Янат открыла глаза, вздохнула едва слышно и перевернулась на бок. Приподнялась, подперев голову рукой, и какое-то время лениво наблюдала за мужчиной, лежащим на полу. Кэро выполнял странный комплекс упражнений, напоминающий диковинную помесь из растяжек и силовых поз. Шептунова с удовольствием смотрела экзотический спектакль, тем более, ей еще не доводилось наблюдать столь интимных сцен с участием знакомого незнакомца с Птаира. Впрочем, раньше она не просыпалась с ним в одной комнате. Ну, если быть до конца объективной, раньше она не открывала глаз в одной с ним постели. Правда и сейчас момент получился смазанным, поскольку вчера Янат плохо соображала, в голове ее царил полный кавардак, воспоминания прошлого наслаивались на настоящее и еще эта сбивающая с толку внешность птаирианца… ну, и формально он уже встал, а она еще валялась на колючем соломенном матрасе.