Лилия Баимбетова - Перемирие

Я подняла голову и, приподнявшись на локтях, заглянула в его смутно белевшее в темноте лицо.

— Откуда ты знаешь?

— Я бывал там, — просто сказал он.

— Что?!

— Я бывал там.

Я перевела дыхание и снова легла, повернулась на спину, втискиваясь между Вороном и бортом телеги. Звезды сияли надо мной, а я лежала и смотрела на них широко открытыми глазами, пытаясь справиться с биением сердца. Как он мог бывать там, как это вообще было возможно?

— Они не смогли договориться с сонгами. И после отказа напали. Занд погиб в той битве, и его книга исчезла. Была похищена нильфами, так мы считаем. Вороны всегда искали ее, но нам очень трудно тайно путешествовать по вашим землям…

— И впервые появилась возможность путешествовать легально.

— Вот именно.

— Ты, правда, бывал там?

— Два раза. Давно, правда.

— Не могу поверить, — почти про себя прошептала я.

— Почему?

— Какие они?

— Такие же, как вы.

— Мне они показались животными…

Он усмехнулся:

— Твоей подружке-властительнице мы тоже показались животными, разве не так?

— Да, — немного удивленно сказала я.

— Кажущееся на то и кажущееся, потому что оно отлично от сущности.

— Так ты бывал на Севере и до этого? — продолжала спрашивать я, — И давно?

— Лет тридцать назад. Или сорок, я не помню точно, — сказал он, — Это последний раз, а первый — когда еще был хардом (звание старшего рядового у Воронов).

— Ты сказал, они ненавидят людей?

— Да. Они…. Как бы тебе объяснить?.. Когда я был там первый раз, мы считали, что книга находится в их столице, в главном храме. Мы… Нас было пятеро. Они убили всех, кроме меня. Из-за того, что мы похожи на вас. Я тогда был совсем мальчишкой, мне лет двадцать, наверное, было. Может, и меньше. Мы не добрались ни до столицы, ни до храма, на нас напали на перевале. И бой был недолгим, поверь мне, хотя трое из нас были веклингами. Но одного они решили оставить в живых, чтобы принести его в жертву в главном храме своей страны. Их столица находится на самом севере, на берегу океана. Меня провезли через всю их страну. В клетке, — он усмехнулся, — так я и достиг цели нашего путешествия. И, знаешь, я думаю, никто из нас не смог бы попасть в этот храм иначе, чем в цепях и с ошейником на шее…. И там я увидел статую их бога, убивающего людей. Знаешь, о чем они молятся, тцаль? Они говорят: "Боже, убей сегодня еще одного человека".

— Почему?

— Они считают, что у них было все, и божья благодать была с ними. Они считают, что раньше люди были такими, как они, или они были такими, как люди. Что это был один народ. И однажды этот народ разделился, и одна часть, та, которая стала людьми, прокляла другую часть и прогнала далеко на север. И проклятие это было таково, что те, кто принадлежал к проклятой половине, стали похожи на животных.

— Странная история.

— Но так могло быть, согласись.

— Разве что очень давно. Человечество существует сорок тысяч лет, как у нильфов может сохраниться предание такой древности?

— Мне-то откуда знать?

— Как тебе удалось бежать оттуда?

— Они меня отпустили. Просто отпустили. Поняли, что я не человек. Мы шли туда зимой, а когда меня выпустили, было лето — на мое счастье. Иначе бы я просто не добрался бы и до границ их страны, замерз бы по дороге.

— А во второй раз?

— Во второй… Мы договорились с ними, и они позволили нам обыскать библиотеки храма. Книги там не было.

— Может быть, она хранилась в другом месте, — пробормотала я, — А может, они ее спрятали.

— А зачем? Эта книга для них ничего не значит. Если они забрали ее, то просто как трофей.

— И хранили ее семь столетий?

— Ну, будто ты не знаешь, как хранятся такие вещи. Бросили где-нибудь в библиотеке, ну, и лежала там все это время.

— Но вы ее не нашли?

— Нет.

Мы замолчали. По черному небу медленно летело черное облачко, заслоняя звезды. Дорога сузилась. Сбоку вырастали темные скалы, закрывающие небо. Слышны стали голоса верховых, ехавших впереди, и звяканье сбруи. Вдруг впереди раздался шум и множество голосов.

— Эй! Стой!

— Там, остановитесь!

— Тпру…. Стой, — говорили просыпающиеся возницы.

Кто-то, подошедший к телеге, остановил лошадей.

— Что там? — спросила я, поднимая голову.

— Телега перевернулась, — ответил мне хриплый крестьянский голос, — В темноте на камень наехали. Вишь, горы-то кругом. Дорога плохая.

Я снова легла. Человек, остановивший лошадей, не уходил. Послышались чиркающие звуки ударов кремня об огниво, впереди засветился маленький красный огонек, и запахло табачным дымом. Слышно было, как он похлопывает по боку лошадь, не желающую стоять смирно и переступающую с ноги на ногу.

— Да-а… — сказал он вдруг, непонятно, к кому обращаясь, — Да-а, война. Вот оно как…

Сладкий табачный запах плыл в сыром воздухе. Что-то странно приятное было в этом, что-то уютное.

— Эй, Рот! — крикнул кто-то, — Рот, иди сюда!

— Сейчас! — хрипло крикнул человек, стоявший возле нашей телеги.

Слышно было, как он удаляется, откашливаясь. Красный огонек уплывал куда-то в сторону и скоро скрылся в темноте.

— Drokoro? (Ты спишь?) — спросил дарсай.

— Нет.

Мы снова замолчали. Ворон повернулся на бок лицом ко мне и обнял меня, прижимая к себе. Теперь я видела его сиявшие в темноте глаза. Скоро они стали закрываться, дыхание его стало тише и ровнее.

— Чем она так важна, это книга? — не выдержала я, наконец.

Его глаза снова открылись. Он тихо вздохнул, устраиваясь поудобнее, потом заговорил.

— Если бы ты знала, — сказал он, — что где-то, в какой-то книге записано все будущее Охотников, разве бы ты не захотела получить ее?

— Пожалуй, — сказала я, — но…

— Мы мало уважаем и ценим этот мир, но живем-то мы здесь, — сказал дарсай, — И жизнь в этом мире для нашего народа всегда была нелегка, ты это знаешь. Часто случались времена, когда мы находились на грани полного исчезновения. И каждый из нас, кроме тех, кто зашел по пути Духа настолько далеко, что уже не способен обратить свои мысли к этому миру, каждый из нас выполняет свой долг перед народом, а потом уже занимается своей жизнью и совершенствованием своего духа. Ты все это знаешь, тцаль.

— Да, — сказала я, — Я это знаю.

— Мне эта книга безразлична, — продолжал он, — Я уже стар, и мне недолго осталось жить в этом мире. И меня, в сущности, не волнует судьба моих детей и внуков, пусть живут, как знают. И судьба народа меня тоже не волнует. Никто из нас не боится умирать: этот мир не самый приятный из миров. Но Совет сонгов для того и нужен, чтобы заботиться о судьбе народа в этом мире, ибо мы вынуждены рождаться и жить именно здесь. И им эта книга нужна. И поэтому я должен найти ее, понимаешь, тцаль?