Вячеслав Касьянов - Искушение святой троицы

— Телевизор! Телевизор! — кричал Слава в ужасе, бегая по комнате и опрокидывая стулья.

Леша и Дима одновременно встали на ноги и подошли к экрану, на котором по-прежнему сияли плывущие по небу звезды. Ничего особенного они там не увидели.

— Что опять случилось? — раздраженно спросил Леша, наполовину оборачиваясь к напуганному Славе.

— Рука проходит! — орал Слава. — У меня рука проходит! Попробуй! Попробуй!

Леша сначала не понял; потом, догадавшись, машинально сунул руку в экран, пребольно ударившись костяшками пальцев о стекло.

— Ну, и что ты гонишь, негодяй проклятый? — гневно вопросил он. — Допился, бл…, до чертиков.

Дима тоже дотронулся до экрана, и его пальцы сразу исчезли, будто погрузившись в песок. Ойкнув, он выхватил руку обратно.

— Правда! — вскрикнул он восхищенно и испуганно. — Ой, ни фига себе! Гляди, балбес!

Дима, не задумываясь, повторил движение, и рука на этот раз погрузилась в экран по локоть. Погруженной части не было видно, как будто она была отрезана.

— Видал?

Дима вытащил руку.

Зачарованный Леша, от изумления забыв про осторожность, но все же с опаской провел по экрану пальцами, вызвав слабый статический треск.

Слава оттолкнул Лешу и сказал Диме взволнованно:

— У тебя тоже проходит, да? Да? Но у меня вон как, смотри. — Он сунул руку в телевизор, и Леша с Димой увидели, что его погруженная в экран ладонь засветилась.

— Видишь, у тебя руку не видно, а у меня видно, — прошептал Слава.

— А теперь, алкаши хреновы, объясните мне, что это за херня! — заорал Леша. — А ну, бл…, давайте, делайте все обратно, как было, вашу мать!

— Да, подожди ты, — сказал Дима, напряженно смотря на Славину руку. — Успеем. Видишь, какой телевизор офигенный. Да, блин, такого я еще не видел. За все годы работы в милиции…

Слава стоял на коленях, на лице у него была блаженная улыбка. Он расслабленно закрыл глаза и сунул голову в экран.

— Ты чего, бл…, хорек скрипучий!.. — испугался Леша.

Он дернул Славу за плечи и вытащил из экрана. Слава, не сопротивляясь, опрокинулся спиной на пол и остался лежать на нем. Глаза его были закрыты, но губы улыбались по-прежнему.

— Ты живой? — тряс его Леша. Слава открыл глаза, его взгляд ничего не выражал, кроме чувства полнейшей умиротворенности. — Чего видел-то?

— Ничего, — прошептал Слава, — я глаза закрыл.

Дима, убедившись, что со Славой все в порядке, встал на колени и осторожно попробовал сунуть голову в экран. Ребята услышали глухой стук; Дима схватился за голову, отшатнувшись от телевизора.

— Блин! — вскрикнул он удивленно и почесывая лоб. — Я же только что проходил!

Ребята смотрели на него.

— Славик, попробуй еще, — сказал ушибленный Дима, — посмотрим, получится у тебя или нет. Что-то у меня больше не выходит. Наверно, я что-то не так делаю.

— И посмотри, что там, не жмурься, как дятел, — сказал Леша, сгорая от любопытства. Он даже немного присел, по привычке готовясь моментально удрать. Недопитый 'Колокольчик' стоял на столике.

Слава, не сопротивляясь, двинулся к экрану. Он опустился на колени и закрыл глаза, как молящийся.

— Не закрывай глаза, бл…! — прошипел Леша.

Слава, вздрогнув, открыл глаза как можно шире и даже вытаращил их. Пол под ним скрипел. На темном экране светились звезды. Наклонившись и обхватив телевизор за бока, Слава медленно ввел голову в экран. Она свободно прошла сквозь него, и Леша с Димой увидели, что его голова засветилась, как будто внутри нее включили галогенные лампочки.

Слава увидел бесконечный захватывающий космос.

Это было невероятное, удивительное чудо. Трехмерные, совсем живые, настоящие планеты бесшумно проносились вокруг него. Он увидел, как расширяется и сжимается Вселенная, и мириады планет и звезд меняют очертания и перетекают одна в другую, и весь безбрежный космос ежесекундно меняет цвет и форму, оставаясь, однако единым, вечным и гомогенным. Это было упоительное зрелище. Вдруг он почувствовал, как в нем словно сломалась какая-то преграда, мешавшая жить. Он вдохнул воздуха, и тот проник во все поры и клеточки его тела, наполнив его в одно мгновение кристально-чистым ощущением совершенной свободы и легкости, и все на свете вдруг приобрело новое, волнующее значение, и воспоминания обо всех горестях тотчас же испарились из его мозга. Повсюду — слева, справа, снизу, даже позади него, — везде безбрежное, невероятное пространство уносилось бесконечно вдаль. Он оглядел себя по плечи, остальной части тела не было видно. Он догадался, протянул вперед руки и увидел их — они светились, будто фосфорные. Слава счастливо засмеялся.

— Эй! — крикнул он в темноту; и как на волшебных волнах эхо понесло его сильный, все более крепнущий голос в пространство, и даже звезды вышли из состояния текучего покоя и оживленно разлетелись по всем направлениям бесконечности, проходя друг сквозь друга, как нейтрино. В совершенном, упоительном избытке чувств Слава сунул голову поглубже в экран, пытаясь заглянуть под себя, но голова его вдруг невероятно отяжелела, и он нечаянно вывалился весь.

Ему показалось, что Леша и Дима зовут его по имени. Затем крики стихли. Он в последний раз обернулся, движимый остатками какого-то тревожного чувства — комплекса, вины, чем бы оно ни было — но никого не увидел. И чувство сразу прошло.

Он ахнул, но не от страха, а от наслаждения — наслаждения полетом, свободой и невесомостью. Все ненужное, нелепое и непонятное исчезло, растворилось, рассыпалось на атомы и унеслось прочь.

На короткое время вновь возник страх — и тотчас на дальней границе Вселенной появился желтый автобус. Ревя мотором и дребезжа всем корпусом, он мчался по небу, как по дороге, и прогрохотал мимо Славы, едва не задев его грязным боком. Славино тело, почти потерявшее вес и светящееся, само мчалось с огромной быстротой, поэтому скорость сближения была столь велика, что не успел он заметить автобус далеко впереди, как тот уже пролетел мимо, а еще через мгновение превратился в маленькую желтую точку и исчез.

Он вспомнил Алину — как она лежит на диване, а он смотрит на нее сквозь полупрозрачную вуаль, и ее обнаженное тело освещено светом лампы, и каштановые волосы разметались на белом, а вся остальная комната погружена во мрак. Такой она запечатлелась у него в памяти.

К своему изумлению, он скоро увидел и сам диван: тот летал в светящейся космической тьме, а над ним, как приклеенное, висело окно с белой рамой и подоконником. По оконному стеклу бликами скользили отражения звезд. Он сразу вспомнил, что, когда он фотографировал Алину, диван действительно стоял под окном. Когда же это было?..